Сибирские огни, 1968, №10
Ты будь добра к моим порокам — За них сегодня проклинай. Как должна поступить собеседница ав тора? Прощать или сыпать проклятиями? И какие пороки имеются в виду? О них в стихотворении ничего не сказано. Есть только туманный намек на грядущее услож нений отношений — «Когда упрутся в дряб лый вечер неразговорчивые дни»... Можно привести и некоторые другие примеры слишком вольного обращения со словом, в результате которого стихи произ водят впечатление умствований, отнюдь не таящих в себе, глубокой мысли («А люди лирики хотят»). Виктору Крещику пред стоит работать над усовершенствованием своего сти ха— надо «держать марку». Она у него довольно высока. Очень близок Виктору Крещику моло дой омский поэт Владимир Макаров, кото рого читатели, вероятно, помнят по его пер вой книжке «Невеста». В своем новом сбор нике «Сибирский платок» он разрабатывает примерно ту же тему, что и его новоси бирский коллега, но делает это, конечно, иначе. Стихи Владимира Макарова более живописны. В них много красок, в чем-то они идут от сибирской частушки, народной песни. От них словно веет праздничным, снежным, морозным днем. Недаром люби мый образ у поэта — зима. Ах. снега — Беленые холстины! Словно новогодье — в ноябре! На повеселевшем снегире Фартук Цвета ягоды малины. Крещик любит порассуждать в своих стихах, Макаров — рисует, стремится запе чатлеть мгновение, которое ему кажется прекрасным. Живя в крупном городе, работая вра чом, автор в основном свои помыслы устремляет к деревне. Он бережет в душе сыновнее уважение к хлеборобам, одно сельчанам. Поэтому у него так искренне, тепло звучат стихи, посвященные простым людям — пекарю М. В. Бондареву, тракто ристу Ивану Петровичу Розову, деревен скому баянисту Пете Пахомову. Поэтому и лето у него «разогрето, как комбайн», дно речушки — «как в предбаннике полы», а свою запевку «знаменитая девушка Маша» подает «как расшитый платок», предутрен ние звезды падают «в пахнущий укропом огород». Макаров пишет о деревенских праздниках, о старых сибирских городах («Две байки о городе Тобольске»), о на родной сказительнице Оленичевой, о рай онной ярмарке. У него есть стихи веселые и грустные, элегические и частушечно за дорные. Есть стихи очень хорошие и есть послабее, но всем им не откажешь в ха рактере, в чувстве. Они продиктованы лю бовью к России, к Сибири, и отнюдь не высокопарно звучит в устах Владимира Макарова признание: Ты — и жизнь, и смерть моя. Земля: От тебя —от черной, некрасивой — Неизменно прибывают силы. Стоит только выйти на поля. И когда меня ты позовешь, Я с тобой смешаюсь, С небом, С ветром. На ознобье, в час перед рассветом Ивушку мою охватит дрожь... А пока —живу, как русский витязь; И пашу, и меч в руках держу. Хлебом и работою насытясь. Падаю на теплую межу... На книжке «Сибирский платок» лежит печать индивидуальности автора, его лич ность— в каждом стихотворении. Это — несомненно. И все же сборник его остав ляет ощущение какой-то, что ли, неуто- ленности. Казалось бы, все ладно в этой симпатичной книжке, вроде даже и при драться не к чему — стихи крепкие, куль турные. Читаются с удовольствием. Но, мо жет быть, слишком ровен авторский голос, не хватает ему — хоть бы изредка! — дер зости, всплеска, трудно пока выделить в книге лучшие стихи. IV «Гамма-излучение» — именует свою книж ку томский поэт Станислав Федотов. По профессии научный работник, он при носит в лирику научные категории и тер мины, которыми привычно мыслит. Слова... Слова... Мы им значенья не придаем еще подчас. Но словно гамма-излученье, они пронизывают нас. Пронизывают мозг и душу их незаметные лучи и могут что-то в нас разрушить, и могут что-то излечить. И я твержу себе все строже при разговоре при любом: «Будь с излученьем осторожен, / чтоб не раскаяться потом». Физик, он слишком хорошо знает, какие • беды грозят в двадцатом веке земному ш а ру, если люди не найдут путей к взаимо пониманию. Он не способен уже безмятеж но любоваться облаками и солнцем — ему чудится «сладковатый дым тротила», слы шится рев бомбовозов... Может, именно поэтому Станислав Федотов так много вни мания в своих стихах уделяет моральным проблемам, вопросам человеческой дружбы. Его не на шутку страшит «некоммуника бельность», разобщенность, самодовольство и тупость, котопые могут обернуться опро метчивым, неразумным решением, бедой. Этими чувствами вообще окрашена вся его пока еще далеко не совершенная книга. Л и рический герой Федотова готовит себя к испытаниям, он уже понял, что в трудно стях нужна прежде всего твердость убеж дений, присутствие духа. Замечая, что в нем самом подчас зреет безразличие к
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2