Сибирские огни, 1968, №10

Мы шикарно устроились в плацкартном вагоне. Я, Воробьев, «Два Петька Два», блаженно развалясь в уютном ку­ пе, покуриваем и помалкиваем. Вагон мягко потряхивает, везет нас в новую жизнь. Я в очках, купленных только сегодня. Прежний, туманно расплыв­ чатый мир, вдруг предстал передо мной небывало четко и ярко, во всех своих подробностях, и эти подробности доставляют мне наслаждение, точно я вижу все впервые. Мимо вагона проносятся вечереющие луга, испещренные круглыми, березовыми рощами. Между рощицами трава так ровно скошена, что поляны лежат прибранными, чистыми, уютными. На них всюду посели­ лись стога. В окно врывается запах еще свежего сена. Пусто в полях и по-вечернему задумчиво и грустновато. — Петька! А мы, ведь, уже арртисты! — слышу я голос Ерикова.; ■— И не говори! — удивляется Сизиков. — Неужели ты, охламон, веришь в это? — Нет, все, как во сне! — И как это все устроится? — вслух думает Воробьев.— Что будем играть и как играть? — Первым делом, мы тебя женим,— начинает донимать Ериков сво­ его дружка,— а вторым делом — разведем! Мне хочется обнять ребят, но я не поворачиваюсь к ним, смотрю в окошко. У меня там свои дела. На полях уже темно, а небо еще напое­ но светом, но черта горизонта между ними размыта, и все время ка­ жется, что поля плавно уходят вверх и там, вверху, из темных, стано­ вятся золотисто-зелеными, и это совсем не клочья дальних облаков над горизонтом, а темные стога, рощи, перелески, со светлыми опушками л полянами, и пересекает их извилистая, багровая полоса не заката, а пущенного колхозниками пала. Земля и небо слились для меня в одно. Сережка Воробьев, весь новенький, в новом сером костюме, в но­ вых коричневых туфлях, выбритый, расчесанный, праздничный, расска­ зывает о Кузбассе, о шахтах, о домнах. Он знает эти места, где нам предстоит работать. Хорошо вот так сидеть, отдыхать после экзаменов, после трех лет учебы, отдыхать, не двигаться, думать о своем, что-то загадывать, ку­ рить, молчать и улыбаться ребятам и знать, что все они — это будущая книга. А может быть, пьеса? Или стихи?.. Потом я лежал и сквозь дрему испытывал удовольствие от колы­ ханья вагона, слушал перестук колес, пыхтенье паровоза. А приоткрыв глаза, увидел через окно в черных тучах щели, прорехи, дыры, залитые серо-зеленым светом. На земле была ночь, а там, в высоте, должно быть, только еще смеркалось... Поезд подкатил к новенькому вокзалу. А давно ли здесь стоял простой барак, пахнущий карболкой, и все тупики были забиты ваго­ нами и платформами, и рабочие, прямо в грязь, сгружали с них кирпич, доски, трубы, станки? Где эта стройка, похожая на огромный лагерь? Где эти ямы, кот­ лованы; насыпи, груды гальки, извести, песка? Где развороченная зем­ ля, бараки, таратайки, землекопы с лопатами? Передо мною простира­ ется многоэтажный город. Я торопливо поправляю на носу очки. Какие резко очерченные здания, ка'кая даль у широких и прямых улиц! Каждое окно, вывеску, афишу, автобус, загорающиеся огни, за­ катные облака — все вижу. Фигуры на перроне выпуклые объемные, а