Сибирские огни, 1968, №10

как вытирают его, выпив с удовольствием звонкий ковш студеной воды. — Молодой-то он, помню, все мечтал клоуном или акробатом стать. На ярмарке в балагане увидел их и загорелся... Да-а, человек предпо­ лагает, а бог раснолагает,— она задумывается на миг, но тут же ожив­ ляется: — Ну, а как Дуня... мама твоя? Скрипит еще? Эта мечта отца для меня новость. Она сразу же бросила на его об­ раз какой-то особый отсвет. «Да знаю ли я отца?» — подумалось мне. И вспомнилось, как он перед грозой траву косил, как лихо и краси­ во делал по двору круг на блистающей пролетке с запряженным Ворон­ ко. А может быть, отец и не был таким уж плохим, а просто жизнь сло­ мала, искалечила его? На белой стене, в рамке из ракушек, под стеклом в мушиных вес­ нушках, вижу я светловолосую, с ямками на щеках, с развеселой, бедо­ вой улыбкой, Тонину мать. «Точно! Отец здесь не зря бывал,— убежденно думаю я.— А теперь вот я здесь... Вот уж действительно, как мама говорит: «Неисповедимы' пути твои, господи!» За переборкой что-то загремело, раздался крик: — Куда лезете, паршивцы! Опостылели уже! Смачный шлепок, верещанье, топот. — Пойдем, посидим во дворе,— зовет меня Тоня, хмуро глянув на переборку. Я выхожу из дома, унося в памяти эту сахарно-белую комнатушку, два старых-престарых венских стула, на которых когда-то сиживал отец, и ощущение только что случившегося события... Большой огород густо зарос картошкой. Среди ее ровной, будто остриженной, ботвы без единой тропинки, вычерчиваются длинные высо­ кие гряды с морковью, огурцами и плотной сизоватой ратью надутых луковых перьев. Всюду стоят сторожами подсолнухи со светлыми, божественными, как на иконах, ликами в золотых венчиках. Мы забираемся в колючий малинник и садимся на опрокинутые вед­ ра у зарытой в землю бочки. В ней виднеется недвижная черная вода с плавающими куриными перьями. Зеленые малиновые листья ^ветер выворачивает наружу белой, бархатистой подкладкой. Над бочкой сви­ сает ржавая водосточная труба. На крыше, под желобом, она расши­ ряется, будто ее украсили вырезанной из жести кружевной короной с зубцам^. В этот глухой уголок выходит окошко Тониной комнатки. Открытые и закрепленные от ветра крючками, створки разбросились стеклянными крыльями. Они куцые, как у кур. На таких далеко не улетишь. Белая занавеска, с вырезанными понизу квадратиками и кружками, то втяги­ вается в комнатенку, то выплескивается на улицу и всплывает над ок­ ном. Из него несется стрекотанье машины Неведомого фабриканта Зин­ гера. Она осталась, как память о Тонином отце. Он был портным. — Целые дни мама шьет соседкам разную ерунду, вот этим мы и живем,— невесело говорит Тоня .--А брат сам по себе. Вон какая у него орава! Даже непонятно, зачем это столько детей заводить? Я как-то видел на улице ее брата. Мне запомнился его маленький рост и хмурые раздраженные глаза. — Очень уж он какой-то скучный,— жалуется Тоня.— Никогда не улыбнется. Книг не читает, даже в кино не ходит. Хоть оы рыбачил, что ли, или охотился. Нудный-нудный, как осенний дождик. Будто не живет, а выполняет какую-то осточертевшую обязанность... Солнце не замеча