Сибирские огни, 1968, №10
Окружив директора, как самого дорогого нам человека, расспраши ваем его, правда или нет, что ТЮЗ переводят в Дом Ленина. Девчата щебечут так, что этот сухарь начинает улыбаться нам, и туг я понимаю, что никакой это не сухарь, а очень больной человек с зем листым цветом лица, с прядками волос, прилипшими к вискам в ис парине... Появляется Ериков, и мы отпускаем директора. Через минуту уже все в общежитии. — Ну, что? Нашел? Прочитал? Да не тяни, говори! — тормошим мы его... Бледнеет один, бледнеет другой, и вот уже четверо в отчаянии, а десять — полны ликования. Я оставлен, Тоня, Инна. Лерка, Воробьев, «Два Петька Два», Соболев, Скобелкин тоже. Для нас сияла весна. Пла кали отчисленные девчата, нервно курил Ефремов. Я понимал их... НА ГОРЯЧЕМ ПЕСКЕ Тоню я увидел около причала. Машу ей рукой, бросаюсь по спуску, ноги глубоко вязнут в песке. Я бегу и смотрю на Тоню. На ней новый сарафан — синий с красными маками. И вся она яркая. Ее лицо, плечи, руки — все пышное, золоти стое от загара. Сейчас я обниму ее, горячую, разомлевшую... Эх, нель зя: на берегу много людей. — Здравствуй,— говорю я, сжимая ее полные руки повыше локтей. Фу, черт, могут же быть на свете такие девчонки! Она будто сейчас лишь проснулась: со сна румяная, еще ленивая, еще потягивается, как здоровый, упитанный ребенок. И пахнет от нее парным молоком. И но вым сарафанным ситцем. И улыбается сонно. Парни таращат глаза. Черти! — Давно пришла? — Только что... — Я тебя сейчас поцелую,— шепчу я. Тоня с ленцой смеется. Река дышит свежестью. На середине ее блики, точно порхают над водой. Пристает паром. Телеги, лошади, грузовик, бабы, мужики, сено натрушено. Сколько деревенского, уютного, мило захолустного в этих паромах! А черт с ними, что видят. Я притискиваю Тоню к себе и чувствую, что голова кружится, зажмуриваюсь и улыбаюсь. А она — ничего, даже будто и не замечает моего движения, с детским любопытством смотрит, как сводят лошадей с парома. Наконец мы взбегаем на паром. Он отчаливает и плывет долго-дол го. А ведь на этом же пароме я плавал с Володькой Постниковым. По жалуй, и паромщик тот же, косматый, сиплый. Во-он цеха Сибкомбайна! Там Шура. Скоро, пожалуй, на этом бе регу второй город отгрохают. Вместо парома сделают мост... Я трусь щекой о Тонино плечо. Какое оно горячее ог солнца, а ко жа шелковистая. С ума сойти! А она и не вздрогнула даже, будто никто и не коснулся ее плеча. Глазеет по сторонам. Глупенькая. Чудесная и глупенькая. Я смотрю в ее лицо и улыбаюсь. Тоня смеется, откидывает голову. Я тоже счастливо смеюсь. — Чего ты? — Догадайся! „ Паром тупо тыкается в дощатый причал. Жара. Сверкание. Люблю эти зыбкие сходни.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2