Сибирские огни, 1968, №10

фигуры нам чудились огромные волны, они разбивались, обдавали его брызгами; по рукам его ощущали бешеный ветер, а через расши­ ренные рыжие глаза в рыжих ресницах нам представлялся тонущий корабль — так он умел смотреть! КОНЕЦ БАСИ КРАЕШКОВА Я очень тосковал о школе, о Севке с Додькой, о Вере и, как толь­ ко вырывался у меня свободный день или вечер, сразу же бежал к сво­ им дружкам. К Вере я, конечно, не ходил, мне ребята украдкой вы­ зывали ее. Я чувствовал себя счастливейшим человеком, приходя в Севкин или Додькин дом или заглядывая в школу. «Алеша» встречал меня ласково, подробно расспрашивал о моих занятиях. — Пожалуй, ты нашел свое место,— сказал он мне однажды.— Я рад за тебя. Как видишь, нет худа без добра. Помотал ты мне нервы. Ну, ладно, не будем вспоминать всякие промашки Не забывай нас! А мы будем гордиться — есть у нас свой актер Ты возьмись-ка за наш драмкружок, помоги ему,— Алексей Александрович был верен себе, не мог он, чтобы не дать какого-нибудь задания. Ребятам я рассказывал о жизни театра, о студентах, по секрету шепнул им й о Тоне. Они даже помрачнели и обозвали меня «балдой», им жаль было Веру. По-прежнему мы шатались по городу, иногда ходили в кино. Ре­ бята просмотрели все спектакли ТЮЗа и знали через меня многое о его жизни, об дктерах... Как-то вечером я пришел к Вере на школьный каток... Мороз. Белые от инея деревья по бокам ледяного поля. Лампочки не горят, только луна освещает каток. Среди него, будто вмерзшие в лед, стоят ненужные и странные зимой турник, столбы, а между ними, свисающие с перекладины, обросшие инеем, шесты, лестницы, канаты для^ лазания, кольца на твердых, мерзлых веревках. Порой накатив­ шийся ветер слегка покачивает, их. По морозу далеко слышно: в двух кварталах от школы звонят трамваи и сочно, звонко, от стужи по-особенному, скрипят, взвизги­ вают, постукивают и потрескивают настывшие колеса и настывшие рельсы. Мир пахнет так, как в детстве пахло у мамы гремучее белье со стужи. Верочка в черном вязаном трико, в вязаном белом шлеме катится со мной рядом, и я по-прежнему люблю и тоскую, как любил и тоско­ вал в ту лунную ночь, когда мы прощались с ней перед моим отъез­ дом в Фергану. И тут же я думаю и о Тоне, и о нашей вьюжной высоте на мосту, и тоже люблю ее, и тоскую, и не знаю, чем все это кончится. Я мысленно почему-то смотрю на себя и на нее со стороны, снизу. Из клубов дымящейся вьюги порой выглядывают на мосту маленькие, черные фигурки, и опять их заволакивает вьюга; так месяц, то выныр­ нет из мчащихся туч, то снова утонет в них. И некуда деться этим двум, нет им тихого местечка во всем городе, кроме этого вьюжного моста в страшной высоте. И они мерзнут там, и не знают — любят они или нет, и зачем они тянутся друг к другу, и что их ждет, и зачем они вообще на этом белом свете; и никто не обережет их бездомную любовь. Если она и есть...