Сибирские огни, 1968, №10

стройка близится к завершению и на передний план все больше выдвигаются пробле­ мы чисто городские, к чему, мол, и газета должна решительно поворачиваться ли­ цом,— в самой-то газете такой поворот еще не очень явственно проглядывался. Н а­ оборот, ддже самые последние номера дымились какими-то предштурмовыми заголов­ ками: «Самочувствие плотины», «45 дней позади», «Водоводы стыкованы»... Еще, пом­ ню, меня взволновала фраза из статьи старшего инженера-геодезиста И. Рубцевича, написавшего о плотине: «Она в действительности и не находится в состоянии покоя». Речь тут, в общем-то, шла о вертикальных осадках сооружения, но я подумал и о втором, символическом, смысле сказанного: не находится в состоянии покоя, посколь­ ку находится в состоянии работы, ежесекундно противоборствуя яростной силе Енисея. И вот — едем! С каждой сотней метров все больше чувствуется близость ГЭС: поверхность Енисея, простроченная пенными струями, поверженные металлоконструк­ ции на берегах, подсобные предприятия — как приданные подразделения, и наконец — нет, еще не ГЭС, а какой-то тревожный туман впереди, как нерассеявшийся пороховой дым над полем сражения. Меня распирают скороспелые образы, я то и дело тормошу тишайшего Петю: — Ах-ах, старик, посмотри — это похоже на надолбы!.. Ах-ах, кажется, что там все еще идет бой!.. — Ага,— кивает Петя, чтобы не подорвать свое реноме поэта.— Эге... Точно... Ему-то что. Он видел все это сотни раз, сам работал на стройке, знает, что «по­ верженные» металлоконструкции на самом деле не поверженные, а складированные и скоро пойдут отсюда на Саяно-Шушенскую ГЭС. Он вообще давно на «ты» с Енисеем: «Старик, ты на меня не сетуй, врезаясь волнами в бетон, что я пришел к твоим рассве­ там, в тайгу врубаясь топором»... Несмотря на многочисленные приметы, ГЭС открылась все-таки неожиданно. Вдруг возник впереди гигантский тупик, у подножья которого хрипел, бился в пене и без того уже стиснутый с двух сторон Енисей. Вблизи плотина оказалась швершенно ошеломляющих размеров. Я только что произнес слово гигантский и боюсь, 4 jo не могу удержаться от повторения его. Мне казалось, что я стою перед разрезом фантастического муравейника, с ходами, выхода­ ми, ячейками, домиками, хитросплетениями. Или — на дне раскопок огромнейшего древнего города. В конце концов меня охватил самый настоящий телячий восторг, подогреваемый к тому же репортерским зудом: навстречу шли люди в касках, молодые, загорелые, крепколицые — живые герои, любого из которых хотелось немедленно схватить и проинтервьюировать. ...Потом, стоя высоко над Енисеем, мы разговаривали с начальником объекта ос­ новных сооружений Сашей Никольским. Никольский рассказывал о ГЭС, называл па­ раметры, объемы работ, объяснял устройство плотины, судоподъемника, назначение уникальных кабелькранов, господствующих над всей стройкой. Я почтительно слушал, переспрашивал, даж е заносил в блокнот: мощность — 6 миллионов киловатт, длина плотины— 1065 метров, вы сота— 124, количество уложенного бетона 5 500 000 кубов, напор — 100 метров. Но думал, признаться, о другом. О том, что, наверное, нигде так наглядно не проявляется противоборство человека и природы, как в схватке с ре­ кой. Природа — видимая, живая, своенравная — щерится по бокам скалами и лесом, мощно напирает со спины, клокочет внизу... А прямо в горло Енисея вбиты эти миллио­ ны кубов бетона. — Значит, здесь вот и начинается вся дивногорская романтика? — неожиданно, для себя даж е спросил я, кивнув на взрывы бьющей из донных отверстий воды. Спросил и покраснел за эту лирику, неуместную в столь деловой беседе. Никольского, однако, мой вопрос не смутил. Он помолчал, тоже глядя вниз, на кипение Енисея и негромко ответил: — А что вы думаете? Именно здесь.