Сибирские огни, 1968, №10

такую минуту ткнуть в самую душу? Что же теперь делать? Нужно где-то учиться или работать! Но — где? И тут, в эту горькую минуту, я вижу на заборе, окружающем гро­ мадную стройку Дома культуры и науки на месте базара, полуотор- ванную оранжевую афишу. В ней сообщается, что театральный техни­ кум при ТЮЗе объявляет набор студентов. Афиша трещит и бьется о доски, заляпанные клейстером. Я вспоминаю, как ходил с маленькой балериной в театр, как с омер­ зением пил сырые яйца и, развивая голос, часами вопил в огороде раз­ ные арии, как пытался поступить в балетную студию, вспоминаю спек­ такли в ТЮЗе, любимых актеров, «Хижину дяди Тома» и себя с Ве­ рочкой в зале. Некоторое время стою ошеломленный перед афишей, как перед дверью, внезапно найденной в глухой стене. Наконец бегу через пло­ щадь, проношусь через сквер и хватаюсь за ручку .тяжелой дверн в ТЮЗ. И дальше — все, как в сказке! •Идет какой-то дневной спектакль. Я сижу за кулисами в кабинете Кислицына, который смотрел мою инсценировку на школьном вечере. Он ведет в техникуме уроки актерского мастерства. Из кабинета выход прямо на сцену. Иногда дверь открывается, и я вижу деревянные, бутафорские горы, освещенные ядовито-красны­ ми, фиолетовыми и зелеными лучами. По горам, изнемогая, карабкают­ ся три человека. Узнаю Зою Булгакову и Васю Макарова. Они, должно быть, героически преодолевают какиё-то трудности, доносятся их страст­ ные голоса. Там что-то случилось. Гремят аплодисменты. Будто с трес­ ком все открываются и открываются передо мной двери в иной, уди­ вительный мир. Набор в техникум кончился, студенты уже занимаются, но режис­ сер хорошо помнит меня, мою игру в инсценировке. Он просит что-ни­ будь прочитать. Я читаю наизусть свое стихотворение и дивный рассказ Казбича о коне Карагёзе из лермонтовской «Бэлы». А у самого на душе и тревожно, и страшно: неужели не попаду в этот мир, который сейчас приоткрылся мне? И как это я забыл о нем? Ведь еще в детстве я торкался в его дверь. Вот же куда мне нужно было стремиться! Театр, он так близок к литературе! Неужели меня сейчас постигнет неудача? Гремят аплодисменты, шумит занавес. Я вижу, вижу, режиссер смотрит на меня доброжелательно, покро­ вительственно улыбаясь. Мне нравятся его пепельные, волнистые во­ лосы, его крупное, с правильными чертами, холеное, белое лицо, вся его полная, сытая фигура, царственно-пластичные жесты его сытых рук, его звучный и тоже какой-то сытый голос. И вдруг мне приходит в голову, что и здесь «Алеша», незримый,, помогает мне сейчас. Ведь это он репетировал со мной роль в инсцени­ ровке, он учил меня разговаривать на сцене естественно, а потом при­ гласил на спектакль Кислицына и рассказал обо мне. — Посиди минутку,— говорит Кислицын и выходит. Я робко сижу на диване, тиская школьный, потрепанный портфель, и мне не верится, что все это происходит наяву. Что же будет? Чем все кончится? На стене портрет Станиславского и всюду большие фотографии Кислицына в разных ролях. Все чисто и по-домашнему уютно: на тум­ бочке салфетка, на окнах светлые шторы, на полу ковровая дорожка,