Сибирские огни, 1968, №10

— Надо учиться, надо! Черт с ней, иди в восьмую группу. Сми- -рись,— советует Севка. Я молчу. И все подавлены, и не знают, что делать. Наконец ухо­ лят на урок. Верочка оглядываемся, смотрит на меня чуть не плача. Я остаюсь один. После рева заполошной толпы, тишина кажется неестественной, мертвой. Я сажусь на скамейку среди тополей, пожел­ тевших, праздничных. Большущий двор. Зимой здесь каток, а сейчас спортивная площадка. Натянута волейбольная сетка. Турники, лест­ ница, шесты, канаты. По бокам наш стадион окаймляют густо поса­ женные нами тополя, березы, ивы. Среди них я и сижу. Сентябрьский день точно высушен на солнце до соломенного шур­ шания. С деревьев слетает — кружится листва. С кленов она срывается без черенков, поэтому ветки ощетинились ими. Стоит моя любимая пора, пахнущая засыхающими листьями. Так хорошо на земле!.. Но мне от этого не легче. Куда теперь толкнуться? Занятия во всех техникумах уже начались, значит нужно где-то работать. А что я могу? Если бы в руках было хоть какое-нибудь ремесло! А что я дома скажу? А день какой! Кто-то огромный, синеглазый, в синей-синей рубахе, захватил его, как сухую, шуршащую охапку солнечной соломы, и не­ сет над землей. Похрустывает солнечная солома, сыплется реденько, по-синичьи позванивает, поблескивает на ней паутинками свет. Раздается громкое шуршанье листвы, я поднимаю голову: ко мне подходит «Алеша». Небольшой, усталый, он по своей привычке хмуро и задумчиво почесывает кончик носа. — Ну, что ты... Ничего еще не решил? — спрашивает он. — Нет,— бурчу я. Алексей Александрович долго молчит, смотрит вверх на боль­ шую, до самой земли, синюю рубаху великана, и громко вздыхает. На­ верное, ему осточертела вся эта возня с нами! — Как же, все-таки, получилось? Не пойму,— говорит он.— Спо­ собный парень, голова на плечах есть... Так почему же ты по одним предметам занимался хорошо, а по другим из рук вон плохо? Почему? — Это еще с пятой группы началось,— бурчу я, краснея. Зрение у меня... На доске писали, а я не видел... У «Алеши» темнеет лицо; Он трет рукой щеки, лоб и бормочет: — Моя вина, моя... Ты ведь всегда сильно щуришься... Как же это я не понял? И ты — молчал! — Не мог я... очки... смешно! — Понимаю. Моя, моя вина! — Он срывает с ветки большой за ­ сохший лист, мнет его в пальцах, словно табачный, сыплется желтая труха.— Ладно! — «Алеша» решительно машет рукой,— Иди в свою Группу. Только по-настоящему занимайся. И пиши стихи. Понял? П и ­ ши стихи, расска зы .- И уходит рт меня. Ноги его в стареньких ботин­ ках с шумом и хрустом перемалывают заскорузлую листву. Я готов кинуться за ним, схватить его руку, благодарно обнять за дарованное мне счастье, за веру в меня, за доброту, но я остаюсь си- .деть, кусая горький корешок желтого листа. КАТАСТРОФА Как только Вера ушла на занятия, а муж на работу, Зинаида Ивановна отправилась к «Алеше». Нина Покровская болела гриппом и на уроки не пошла. Алексеи Александрович тоже сидел дома, готовил для нас беседу о второй пя