Сибирские огни, 1968, №9
зала шепотом ветврачиха.— Грусть была у него на лице, это правда: все лес колхозный жалел, что в бурю угнало... — Д а погоди ты! — Андрей вскочил, перед глазами рукой провел: пот на лоб ему выступил, а глаза хлопали, как от видения какого отмар- гивались.— Максим, беги в сельсовет! А я на коня и к болоту! — Один-то ты что же... Народ собрать надо,— сильно встревожилась Роза, но Андрей уже не слыхал ее слов... На бонах, которые протянулись через низину между Чижапкой и Кривошеинкой, Максим распорол ногу о гвоздь, ополоснул ногу в застой ной воде озерушки и побежал прямиком дальше, а Ольга свернула к дет дому. Максим как-то и не заметил, когда Ольга свернула. Сам он выско чил на широкую улицу, обогнул двухэтажное здание школы и вбежал в небольшой серый домик с полинялым от солнца флагом на коыше... 10 А тем временем в Эзель-Чворе об этом уже узнали — от старика-ла- тыша. Латыш в Усть-Чижапку за чем-то шел и наткнулся на труп в бо лоте. Был он больной старик, сильно одышкой страдал, а бежал от бо лота назад без оглядки. В контору колхоза ввалился он чуть живехонек, только и выговорил: — Зарезали... нашего... Александра Никитича! Там была Пелагея Панкратьевна — сидела на лавке, подол на коле нях разглаживала. Как старик про убийство сказал, так у нее глаза на лоб выкатились. — Медведь порвал! — Застыли глаза, потемнели щеки у Пелагея Панкратьевны. Встала с лавки она прямая, опустила руки вдоль тела.— А то, могло статься, и росомаха... Господи! Да от такой вести можно с ума попятиться. Ой, заявить же надо! И побежала она, но не куда-нибудь, а домой к себе... А тут уж на все село голосила осиротевшая Нюшка: — Извели, извели, ироды! Погубили моего сокола! А за Нюшкой вслед все в один голос заговорили: ГЦукотьки, Щукотьки это. И опять здесь припомнили старое, ту пору еще, когда Щукотьки бо гатые были, завод кожевенный на Алтае держали. Богатство у них но вая власть к рукам прибрала, а жадность-то, злоба с ними осталась. Жадность, злобу не отберешь, как вещь... Старики вспомнили, как Тиг Щукотько, покойник, домище у старовера купил тут в тридцать первом году: двадцать тыщ сразу на стол выложил. Выходит, было у них добро припрятано, у Щукотек. — Остерегаться бы Александру Никитичу, а он в открытую с ними. — Такой человек был — прямой. По-за глаза не любил пересужи вать... По-за глаза раньше-то о царях говорили... Мужики эзель-чворовские так же припомнили, что за день до убий ства, вечером, видели полупьяных Евгешку, волков-бугорского лесника, и Калистрата: с мешками заплечными уходили они куда-то. Одному ры баку отвечали, 'fro подались остров кедровый смотреть — мол, какой урожай нынче шишка сулит, поглядеть надо. Другому встречному, уже далеко от села, Калистрат и Евгешка толковали иначе: «Пойдем в лу г а — на стога взглянем, не покосились ли. Сетки в озеро кинем — карась хорошо ходит». Встречный мужик сказал, что ночью гроза ожидается, а карась к непогоде на дно ложится.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2