Сибирские огни, 1968, №9
буграми, сосновыми гривами, в ширину оно было метров полета, а в глубину прорва: сколько его ни гатили, все уходило, как в бездонную бочку, как в ненасытную пучину. Годами, ранней весной, когда все лу га топит вода и скотина рыскает в поисках пищи по лесу, случалось, что здесь, вот в этом гнилом местечке, увязали коровы, телята, и если не приходила помощь, то трясучая глубина засасывала их с концом. Место было приметное, а названия так и не дал ему никто. Спуск к болоту с обеих сторон был с небольших, но веселых кру- тинок: белая, лесного песка, дорога сбегала к трясине и обрывалась, словно бы тоже тонула в этом бездонном болоте. Коня провести или пройти пешему здесь можно было только в одном единственном ме сте — узкой полоской, не сбиваясь в сторону ни на шаг. Одолев неприятное место, Демидов отряхнул с себя налипшую грязь, вытер коню брюхо травой, вскочил в седло и покурил спокойно. Прямоствольные сосны — обхвата в два — с шершавой губастой корой у комлей и с гладкой, чешуйчато-золотистой к вершинам густо пятна ли небо. Часто на макушках вот этих сосен в черно-каменной неподвиж ности сидят глухари на зорях, и на лошади можно подъехать к ним вплоть. Под соснами у корней крупный белый песок разрыт сильными глухариными лапами, да кто-то еще для приманки стекла насыпал би того, разноцветного, фарфора толченого. Демидов прошлый раз ехал здесь — стекла толченого не было, один песок был когтями раскопан. Кто-то впрямь глухарей подстерегать решил, глухарятинки постной от ведать кому-то средь лета охота... Тогда он тоже вот так ехал, перед болотом с коня слазил, в поводу по зыбучей тропинке вел. Две пули над ухом пропели — здесь, около этих сосен. Ни глухарей не было вид но, ни рябчиков, но где-то кто-то стрелял. Может, где далеконько пти цы сидели, а. пули сюда нанесло: этак бывает. А Иглицын, которому’он рассказал, и жена его, Елена Ефимовна, и старый остяк Кальзя ни за что не хотели в это поверить. Неужели и тут — злая рука? 7 Четверо мужиков, упревшие, вялые от усталости и от солнца, с мок рыми темными спинами и блестевшими солью лбами, облепили контор скую завалину и вполголоса разговаривали. На сапогах в складках, на коленях и в волосах белели у мужиков опилки, и при одном взгляде на них можно было понять, что это пильщики теса пришли в контору за председателем, да вот не застали. Прошлым летом Максим с Гошкой видели этих мужиков на покосе и теперь вспомнили, кто из них был стогометчиком, кто косарем, кто управлялся с конями — каждое утро ходил ловить в мокрых высоких травах. Пильщики тоже признали ребят, поздоровались с ними, спросили о том о сем и принялись за прерванные свои разговоры. Максим с Гош кой отнесли почту и вернулись посидеть с пильщиками. Черный высокий мужик, с красным карандашом за ухом, должно быть старший из них, жалел лес, унесенный бурей. — Сколько зимой гнулись — и на тебе... Свое добро не уберегли. — Не жили богато и, видно, не будем... Я в ту ночь переметничал в устье протоки. Бревна как потащило, так все мои снасти сорвало, чуть сам не утоп: попала лодчонка в кашу, едва-то выбрался. — Топором секанули по тросу. Кому-то расчет был.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2