Сибирские огни, 1968, №9

на помойке капканом ловить. Поймал сороку опять, пустил ее в спальню к девчонкам. Лапка сорочья капканом была перебита, сорока на одной по кроватям скачет, крыльями бьет — все наволочки кровью закапала. У девчонок поднялся визг. Бросились Дюхаря догонять, а он по лестнице вниз, споткнулся да в стенку башкой. Очумел, крутится, язык прикусил — высунул его, мекает. И с Котяхом Максиму морока: курит Котях, охнарики где попало сшибает, мальчишек из малышовского корпуса заставляет ему служить. Бить нельзя, а слова ему в одно ухо заскакивают, в другое выскаки­ вают. Учительница посадила на первую парту, чтобы следить за ним лучше, так он заставил ее вернуть его снова на задний ряд. Сидел и пускал «шептунов», а потом дул незаметно на учительницу. Ну, не пара ­ зит ли этот Котях? А последнее что он сделал, негодник... Прикормил молоком сторожихиного кота, сибирского. Кот зачастил в спальню, л я ­ жет Котяху на кровать — мурлыкает, а Котях его гладит. И однажды каленым шилом выжег коту глаз. Кот высадил двойную клетку в окне, наскочил на собак, и те его разорвали. Одинокая сторожиха плакала по коту, и долгое время никто не знал, что это была Котяхова проделка. Он проболтался об этом сам в малышовском корпусе. Гошка Очангин избил Котяха до кровавых соплей... За самосуд Максим с Гошкой пос­ сорился. — Так нельзя,—-говорил Максим и ходил перед Гошкой, заложив руки за спину.— От побоев звереют. — Гаденыша защищаешь? — огрызался сердитый Гошка. — Но ведь били у ж е— не помогает. По-хорошему с ним надо теперь... С Котяхом сладу пока не было. Егорка, и тот попал в события. Пришел недавно и говорит, что «за­ косил» творогу два кармана, когда на складе они получали продукты для кухни. Егорку тоже уже посылали на кухню дежурить, в столовую, помогать в кастелянтской и прачечной. И вот он уворовал творог да сам и похвастался старшему брату. — Не наедаешься, что ли, мало тебе? — еле сдерживался Максим. — Кто были — все брали: конфетки, пряники. Конфетки из шоко­ л а д а— ласточки на бумажках. Конфетки я не успел... «Вострохвост ты и есть! Долгоносик!» — вспомнил Максим те про­ звища, какими здесь окрестили его братишку в первые дни. — Ты знаешь, Егорка... Мы жили бедно, но в воровстве нас никто не мог укорить. Ты понял? Егорка — справный, розовощекий, одетый в чистое, новое, сопел, ковырял одним пальцем в ухе, другим в носу. — Отволтузю — не погляжу, что родной! Попробуй еще что-нибудь стибрить. Тут наше все — и детдом, и столовая, и продукты на складе. Наше, ребячье. — А разве свое брать нельзя? — косился Егорка. — Ты не один тут такой хороший, докумекал? Или еще не дошло? В детдоме ты вволю ешь, не по карточкам, морда! Если еще хоть раз... Выворачивай творог, я отнесу на кухню... Было уже темненько, Максим постелил газетку на подоконник, Егорка-пыхтун вытряхнул из кармана что-то белое. Максим нагнулся, понюхал, взял на язык и выплюнул: это была гашеная известь крупин­ ками. На складе Максим был уже не однажды и знал, где стоит эта бочка с гашеной известью. А стояла она рядом с творогом, и обе бочки были накрыты одинаковыми клеенками. 6 С ибирские огни № 9