Сибирские огни, 1968, №9
«Хожу вокруг да около, вроде спугнуть боюсь. Завела разговор —■ говори». — Иосиф, две недели осталось, и тебя трудоустраивать повезут. Школу ты не закончил — пробегал и просвистел. Куда, ну, куда тебя с тремя классами примут? Оська поскреб ногтями голую пятку, прикрыл глаза натопорщенны ми рябенькими ресницами. — Куда пихнут, туда и пойду. В подметалы куда-нибудь... Я тупой, колун. С меня и спросу столько... — Ты не тупой, Иосиф: дури в тебе многовато сидело. — Сидело? Д а я и сейчас дурак. — Не жалко будет тебе детдом оставлять с плохими мыслями? — Жалко у пчелки... — Я ведь серьезно, Иосиф. — А я понарошке? Надумали меня вытурить, так вытуривайте. — Значит, ты бы хотел остаться? — А вы меня спрашивать станете? Оська во время всего разговора вскидывался глазами на Вассу Донатовну: а тут отвернулся вдруг — смотрит через плечо себе груст ным собачьим взглядом. Повернула голову Васса Донатовна, видит: идут рядышком по выкошенному Максим с Ольгой, в две руки пустое ведерко несут — по ягоду, значит, опять неторопливо направились. Оська даже забыл, что Васса Донатовна перед ним — так взглядом их долгим, завистливым и провожает. «Права Агния Ивановна: это ревность в нем, ревность! Вот ведь еще наказанье...» — Так что же, Ося, сядем давай да поговорим, как серьезные люди. И она села рядышком на душистое, мягкое сено. 19 Черной смородины было по Васюгану множество, да в тот год еще урожай был: хоть засыпься ягодами. Максим с Ольгой попали в такое местечко, чтсЛ накидали ведерко в момент. Крупной нарвали, чи стенькой, спелой, на видное место поставили и теперь сами ели, паслись на ягоде. Максим говорил мало, сдерживался, зато Ольга болтала с безза ботностью и веселостью, перебегала от куста к кусту: то для нее ягода была мелкая, то паук паутины наплел — неприятно, то клоп-во нючка по гроздям наползал — ягоды есть невозможно. Уж такая Ольга сегодня была привередливая, беспокойная. Цветастый розовый сарафан ее мелькал в зелени трав и кустов — в глазах рябило. «Да стань ты и ешь!» — хочется крикнуть Максиму, но он молчит, обирает в рот кустик по кустику. Ягода сладкая, славная — сама мнется под языком. — Я тут не хочу,— капризно говорит Ольга-Пончик, тянет Макси ма дальше.— Пойдем туда, где нетоптанная, неломаная, где никто и ягодки еще не ущипнул. Утянула-таки Максима егозливая девчонка! Ушли они в глубину з а рослей, дроздов всполошили, а ягод вокруг — ветки ломятся. Угомони лась Ольга, платок сняла с головы, обмотала его вокруг шеи, чтоб ко мары меньше жалили. Губы припухли, потемнели от ягод; высунула язык Максиму — смеется, гычет. От черники язык еще чернее бывает,— говорит Максим и чув ствует, как все в нем от чего-то сладко и горячо замирает.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2