Сибирские огни, 1968, №9

стынями, с подушками в наволочках, с толстыми одеялами из сукна: на таких постелях Максим с Егоркой еще не спали. Но запах дегтя и серы стойко держался и в этой комнате: от него д аже глаза пощипывало. — Ну вот.— Васса Донатовна розовые ладони сложила, подума­ л а .— Здесь вы будете жить две недели. Врач к вам придет, послушает. В баню сводят, потом оденут... — И только тогда в большой корпус? — поторопился спросить Максим. — Такой порядок у нас, ребятки... Обеды, ужины, завтраки вам ста­ нут сюда приносить... Я буду вас навещать каждый день. Хорошо? — Хорошо... — Не озорничайте. — Мы не из тех... — Дальше двора пока никуда не ходите... Грейтесь у печки, суши­ тесь. Драку не затевайте. — Д а мы сами-то не начнем... Вот если полезут... — Д а кто вас тронет, таких крепышей. «Смеется,.что ли, она над нами? Ну, ладно — я здоровяк, кругломор­ дый, а Егорка... Синий и тонкий, как хлыстик...» Максим заметил, что Васса Донатовна улыбнулась им грустно. Два года минуло после войны В Сосновке, как мать их тогда устрои­ лась в школе уборщицей, так и работала все это время, мало-мальски детей кормила, одевала, сама худо-бедно перемогалась. А что ей надо было еще, Арине, бедной бездомной бабе? Тяжести жизни она не боя­ л а с ь— не то пришлось перемыкать, перетерпеть. Сразу после войны жи ­ туха чуть легче пошла... Хотя — какая там легкость, когда работы полно, а здоровья не стало? Максим помогал матери: поленницы дров перека­ лывал, воду на коромысле бессчетно таскал из-под горы с протоки: полы некрашеные голиком с дресвой шоркал. Зимой в старой школе углы про- мерзалй, из-под пола в завалины поддувало: помещение сколько уж лет не ремонтировали — ни в колхозе, ни в сельсовете на это не было денег. В самую стынь вода в щелях замерзала: горячей мыли полы, и то лед ­ ком схватывалась. Мать, моя классы и коридор, ноги всегда промачива­ ла, кашляла с этого, по ночам ей в ребра кололо — сквозь сон от боли всхлипывала. Болела она, да все силилась, держалась, дел своих не бро­ сала. Но хвороба все ж таки мать доконала, свалила на топчан в угол. Ж а р воспалил ее всю, на бледных худых щеках яркими пятнами высту­ пил — Максим все тряпье на нее сволок, а она металась, распластыва­ лась в бреду, как семь лет назад в Пыжино, когда Егорку рожала. С Больших Подъельников врач приехал, слушал ее через трубку, дул в седые усы, с тетей Валерией переглядывался. Максим хорошо расслы­ шал, как старый усатый доктор тете Валерин мимоходом сказал, мол, не жилец баба — крупозное воспаление. Во всем районе лекарств, мол, таких не найти, чтобы болезнь эту остановить. Тетя Валерия приходила ночами дежурить к больной Арине. Максим относился к тете Валерии с прежней ласкою, помогал ей ходить за матерью. Все делал, во всем ее слушался и плакал Ночами беззвучно: чуял душой, что с матерью скоро они расстанутся. Дышала мать со свистом, со всхлипом — часто, как воз везла. Всю- то ее искорежило, судорогой свело: слов от нее уже ни дети, никто не слышал. Она умирала тихо, со слабеющим хрипом, никого не звала, не манила, чтобы проститься, будто за всю ее жизнь не было у нее ни еди­ ного человека, близкого или родного...