Сибирские огни, 1968, №9
— Н ашл ась потеря,— покряхтел Илья Титыч, сматывая волосяную в ожжевку .— Смекалистый парень. На зеленом душистом сене, раскиданном по всему полу барак а , детдомовцы умостились слушать Вассу Донатовну. В руках у нее была книга в синей обложке. Отцепив с гвоздя марлю снаружи, в окно просунулся Оська — встре тился вороватым взглядом с Вассой Донатовной. — Заходи, заходи, Ося,— позвала его Васса Донатовна.— Мы чи тать собираемся... И он послушался, к удивлению Максима. 1 7 К концу подходила первая половина покоса. Луга против Успенки все оголили, время пришло перебраться отсюда в сторону Эзель-Чвора, километров за восемь. От детдомовского покосного стана близко стало теперь до эзель- чворовских косарей. Под березами у протоки стояли навесы — длинные низкие балаганы , вольно паслись молодые кони; дым от костров пере мешивался с припоздавшим туманом. На осоке близ озера виднелся разбросанный невод: колхозные ко сари сами себе ловили на пропитание рыбу. Детдомовцы д аж е заспори ли, у кого лучше — у них здесь или там, у чужих балаганов? Илья Титыч вскочил на коня без седла, дрыгнул ногами, сказал; — Сейчас узнаем, чья каша слаще! И ускакал к эзельчворовцам. — Физу, сестрицу, проведать,— поморщился Гросс. — Васса Донатовна, а можно сбегать туда, посмотреть? — спросил Максим, зашнуровывая ботинки. — Сходи да скорей возвращайся: ночлег устраивать надо... У эзель-чворовских — балаган балаганом, ничем не лучше, не хуже детдомовского, только дрова рядом — роща березовая, да невод на озере. Невод Максим оценил с одного взгляда: новый, с большой мот ней; в такой если уж черпанешь рыбы, так сразу на сто человек. А н а роду у эзель-чворовских мало. Мужички, бабы... Какие-то молчаливые, вялые, будто голодные или не выспались. Д в а школьника —- копновоза- ми ездят и тоже — вареные, на бойких детдомовцев непохожие. Мак сим стога сосчитал, разбросанные по гривам между озерами. «У нас побольше наметано и у нас — веселее...» В балагане, выставив ноги в бахилах, лежа на животе, Илья Ти тыч разговаривал с женщиной (она в глубине балагана была неви дим ая ). Илья Титыч вполголоса, осторожно слова ронял, а женщина говорила зло и капризничала, словно ее перед этим побили, и она не успела выплакаться. — Перешла она мне дорогу, ох, проклятущая,— доносился ее гну- соватый голос. — Любишь ты, что ли, его? Длилось молчание с минуту. А я тебе говорю: позабудь, напрасно мозги ломаешь. Что не про нас — не про нас, а что про н а с— мы разумеем. — Я бы ему разве т ак ая жена была? Нюшка еще и пожить не успела, а уже опузатилась. У такой бабы — вся радость крольчихой быть. Будет таскать ему в год по ваньке... Голоса в балагане смолкли. В тишине, освещенный слепнущим
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2