Сибирские огни, 1968, №9

прилепилась улитка, выставила рогульки, ощупывает ими впереди себя, лезет повыше, чтобы жаба ее языком не слизала; там паук-крестовик повис на канате под сеткой — качается, из ячеек бисеринки вытряхива­ ет; запрыгали зеленые кузнечики, вытаращив глаза; стрекозы, как ма­ ленькие аэропланы, поднялись над цветами, стригут прозрачными кры­ лышками. Все оживилось, помолодело, обрадовалось. Нагульные, еще не измученные работой кони блестят покатыми спинами, крутыми холками, жеребята возле кобыл качают, дергают л а ­ сково мордами, обмахиваются хвостами — сытые, вымытые. Сколько видно озер кругом — на всех паутина туманца; утиные выводки из дремучей осоки выплыли, нежатся в солнышке. «Всеохранительная сила... Всеохранительная!» Максим убыстряет шаг, незаметно для самого себя переходит в ра з­ машистый бег и пускается, минуя стайки мальчишек, девчонок, к васю- ганскому перевозу. Нет для него удовольствия лучше, чем бежать, не торопясь, луговой вытоптанной дорогой, мокрой и мягкой после дождя... И подмывает мальчишку самого заговорить стихами, запеть, чтобы все-все услыша­ ли. Уже не раз в тайне, никому ничего не показывая, царапал он огрыз­ ком карандаша на клочке бумаги... Стихи не стихи — сам не знает — что. И также не раз хотелось ему показать это Вассе Донатовне, ей одной и никому-никому больше. И всегда он робел до стыда, какой-то необъяснимый страх его мучил... Через речку Максиму видно, как из трубы горлачевского дома вы­ ползает дымок в зеркально умытое небо: наверняка бабка Пана там переводит смородину на варенье, на деда ворчит. Дед Малафейка дома уже, переехал на своем карапузистом обласке. Ребята с той стороны на покос на лодке полуневодниковой ездят, а дед всегда на долбленке. По­ этому ой и уходит с покоса, когда захочет^ и перевоза не ждет. Лодку до половины почти залило дождем, и Максим стал кормовым веслом из отсеков воду вычерпывать. Вычерпал всю, разделся, стянул ремешком одежду, оставил в корме и прыгнул в воду. После дождя во­ да казалась теплее и мягче. Течением несло пузыри, кружило в заводях пену и сор, смытый с берегов дождевыми потоками. Кулички друг за дружкой ухлестывали по травянистой кромочке берега, и только они одни наполняли криком пространство. Максим забрел в реку до подбо­ родка, оттолкнулся от дна и вздрогнул от неожиданности, когда услышал: — И я с тобой! Подожди! Крутнулся Максим, хлебнул тепловатой мутной воды: Ольга-Пон­ чик на берегу мокрое платье через голову стаскивала, в узком разрезе ворота подбородок застрял и коса. Сдернула платье, замотала в него сандалии, выдернула у самой воды корешок земляного ореха и привяза­ ла им узел на голову. «Находчивая,— улыбнулся Максим,— как мальчишка». Ольга взмахнула руками — такая толстушка в белом лифчике, бе­ лых трусиках, побежала к воде, давит пятками скользкую желтую гли­ ну, чтобы не раскатиться и не упасть. — Куда ты лезешь? Тут широко, быстрина — не осилишь! Максиму кажется, что он говорит это строго, с пренебрежением д а ­ же, но слова у него разрываются, мнутся, вода приглушает голос, сдав­ ливает и горло и грудь. Он крутится на одном месте, как бутылка в воронке, течение мало-помалу относит его, отдаляет от полуголой девчон­ ки. Ни с чем не мог бы сравнить он этого чувства, какое переживал сей