Сибирские огни, 1968, №9
не надо... Разве что сам возьму для разъездов конька покрепче да по косматее... чтобы мухи его не кусали!» Смеялся над ней Александр Никитич... В тот вечер вкусным духом и крепким дымом несло от дома Щу- котек. Зря, что ли, все говорили на Эзель-Чворе, что Щукотьки муку из ларей берут без оглядки, и сахар у них мешками стоит... Готовились в доме Пелагеи Панкратьевны к встрече. Чернобурка умела гостей званых встречать — с улыбкой, с покло нами, сахарно; званые гости — люди не с ветру, перед ними все вынь да положь. А незваных гостей, если такие заявятся, Пелагея Панкрать- евна принимала особенно льстиво: нальстит, нальстит и тут же подку сит, что впору назад беги. Демидова усадили с Нюшкой на видное место. Физа и Пелагея Панкратьевна на стол соления, варенья таскали, ставили жареное и пареное, и в последнюю очередь рыбный пирог принесли — как луна, круглый, с румяным крестом на корке. Илья Титыч «синенькой» чет верть принес, побулькал, поставил, со стороны смехотворно на четверть глянул и гостям подмигнул: одолейте, мол, дескать, попробуйте! Но взгляд Пелагеи Панкратьевны — недобрый, прицельный — кольнул Илью Титыча. Отозвала она сына на кухню, шепнула: «Не ставь «сви детельницу» на стол — вот там ей место, под занавесью». А при всех у стола сказала: «Илюша, некрасиво бутылице на столе гусыней стоять, снеси на место, мне там наливать удобнее. Я наливать буду, а ты гос тей обносить пойдешь». И четверть с «синенькой» уплыла обратно на кухню. — А где же другой ваш сын, Пелагея Панкратьевна? — спросил Д е мидов. — Ох, гостюшка, болен он все у меня — на чердаке спит. «А я его как-то пьяным видал»,— хотел сказать Александр Ники тич, но промолчал. Нюшка тихо, как сиротинка, с Демидовым рядом сидела, глаза под стол уронила: большие были глаза у нее, стеснительные. Чернобурка ее уже всю ощупала, оглядела. Нюшка худенькая была, руки прятала на коленях, пригорбливалась. Сидит, сидит — выдернет руку из-под сто ла, смахнет со лба волосы и опять под стол руку спрячет. Демидов с Ильей Титычем говорили о чем-то — Нюшка не слушала их, своими ка кими-то мыслями захвачена вся была. Сердце Нюшкино чуяло, с какой их целью сюда позвали, сердце ее не обманывало. Физа глазами девчонку ест, а сама золотой змейкой вокруг Демидова увивается, воркованьем своим, болтовней говорить ему с Ильей мешает, с председателем бывшим. И это злит Нюшку, тер зает. Простая девка она, тихоня, но гордая: вот так доведись — ни за что бы себя на одну доску с этой Физой-красоткой не поставила, не стала бы рядышком. О Физе худая молва облетела весь Васюган с вер шины до устья. А про Нюшку хоть кто-нибудь слово дурное сказал? Ж д а л а она его вот с войны, дождалась, никого к себе близко не под пускала... Ломаться она не горазда была, Нюшка: поднесли полстакана «си ненькой»— выпила; больше из-за того, чтобы смуту 'в себе погасить, волнение. И верно: «синенькая» ее размягчила и успокоила. Лица си дящих стали приятнее, и уже стало казаться ей, что и Физа как Физа,— услужливая, обходительная и никакой золотой змейкой вокруг Алек сандра Никитича не вьется и ее, Нюшку, глазами не гложет.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2