Сибирские огни, 1968, №9

Саше одна рубаха была, и та висела клочками. ...А рос он просто мо­ гучим, красивым — хоть тут судьба не обидела. И честен был, справедлив, не терпел никакой подлости. Слово на­ до сказать — умно скажет, открыто, ходить не будет вокруг да около. В тридцать четвертом был еще жив Тит Щукотько, муж Пелагеи Панкратьевны. Бывший хозяин кожевенного завода артельный лес из тайги возил на артельной лошади. Разоренье сломало его, иссушило: худые, длинные руки тряслись, а глаза на людей смотрели слезливые, бесноватые. Но был он покорный, как тень: куда ни пошлют, туда и идет, куда ни толкнут, туда и качнется. Мужики в нем не узнавали прежнего Тита, но знали и понимали, какую злобу он душит в себе. Тогда вот и вышла стычка у них с Сашкой Демидовым, голодран­ цем. А 'было так. Столкнулись они случайно на лесовозной дороге: Александр, с то: пором за поясом, шел по просеке, а Тит Щукотько бил лошадь орясиной. Лошадь была заморенная, а Тит наворотил на подсанки два листвен­ ничных хлыста: как будто нарочно угробить решил животину. В том месте горка была, бугорочек обледенелый. Тит лошадь ударит с при- кряком — она на колени, поднимется — он ее снова то по боку, то по хребтине — с такой дикой сладостью бьет! Александр к нему подбежал по снегу, вырвал дрын — сам взбешенный. «Старая ты сыромятина! Вот выведу из оглобель эту кобылу, а те­ бя вместо нее впрягу. И впрягу! А кобылу лягать тебя, старого шкуро­ дера, заставлю!» Тит выпучился, дрожит, как в судороге: так всего перекорежило, что слова сказать ,не может. Александр распутал веревку, скатил с волокуш одну лиственницу, кинул вожжи Титу в лицо: «Вези! Столбняк тебя взял... Д а смотри наперед, а то перед миром ответишь...» С этим они разошлись на лесовозной дороге, а назавтра Щукоть­ ко Тит. скоропостижно скончался... Теперь мужики событие это припомнили и гадали, как отнесется к новому их председателю Пелагея Панкратьевна. А Пелагея Панкратьевна встретила Александра Никитича с льсти­ вой улыбкой, с поклонами. Колхозный бухгалтер, Степка Иглицын, умирал под слезы жены, под Чернобуркины охи-вздохи. О Степке нельзя было сказать, что он чахнет и тает: чем ближе к нему подступала смерть, тем опухал он сильнее. Лицо его стало синюшным и так отекло, что в рот чайная ложка едва проталкивалась. Была много раз врачиха из Усть-Чижапки, доктрров привозил из Каргаска Пал Палыч Иглицын, и все сходились на том, что это — во­ дянка. Лечили Степку от этой водянки, а ему становилось день ото дня все хуже и хуже... Пришел старик-знахаришка и тоже суждение высказал: «Вылечить не могу, но отчего такая болезнь приключается,— знаю». Чернобурка, Пелагея Панкратьевна, стояла, руки скрестив, с печальным лицом, с вопросительным, чуть потревоженным взглядом. На слова старика- знахаришки при Степке и ухом не повела, а когда старик в сени вы­ ш е л— за ним пошла, спросила: «Так что ж за болезнь эта, не загады­ вай нам загадку — скажи?» Старик-знахаришка ей ничего не сказал, но по селу от него такая быль-небыль распространилась: «Степку Щукоть-

RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2