Сибирские огни, 1968, №9
человеком на свете. Дышал он сдержанно, затаенно, комаров отгонял ко роткими, плавными движениями, переступал осторожно: боялся — нет, не хотел просто — нарушать эту удивительную минуту. Червяков насадили они почти враз, плюнули и забросили. Клев был невиданный, поразивший Максима, а уж он-то знавал ры балки! Поплавок утопал с ходу: покачается, вздрогнет и, взбулькнув, скроется под водой. Выгнется удилище, натянется леска — разрежет с хрипом, как ножиком, воду, и пружинящая, обратная сила удилища вы бросит на поверхность тяжелого окуня. Блеснет он в воздухе красными плавниками, раскрылатит, растопырит колючки и шлепнется в густую траву. Прыгает, бьется, трепещет — осока шуршит. А когда сразу много окуней больших в траве возятся, то кажется, будто там птицы подбитые мечутся. Бьются горбатые окуни, шелестят травой, а под рубашками у мальчишек сердца от радости трепыхаются: то замирают, то вскачь бе гут. Вот уж душа рыбацкая, рассчастливейшая! Комары на лопатках, ко мары в бровях, присосались к ушам, руки изжалили, а тут отмахнуться некогда — «клев забалдецкий». Окунь все крупный: мелкий и не подхо дит к крючку. Черви кончились — «на мясо» рыбачить стали. Попались им штучки четыре плотиц, так они — в азарте да в быстроте,— чтобы окуневые стаи с расклеванного места куда не ушли, плотиц этих зубами на мелкие ку сочки рвали да на крючки насаживали. Максим, перепачканный слизью, какой-то весь скованный радостью, поймал себя за волосы: — Вот это озеро! — Таких озер я тебе сколько х о т ь покажу,— отвечал сдержанно Гошка.— А еще у меня на Успенке жерлицыспрятаны. Поэтим озерам везде-везде щуки есть. Здоровущие! Какого ни посадичебака на жерли ц у— такого и заглотнут. Покос начнется — директор опять меня рыбу пошлет ловить. Я всех покосников прокормить могу. — Еще один горбыль! — Максим уж дурачиться стал — через голо ву выбросил окуня. — А к сентябрю ближе,— рассуждал Гошка,— я с собакой утят- подлетышей по осоке ищу. Крякашей, вострохвостов. По двадцать штук иногда ловлю. — По двадцать? — не поверил Максим. — Спроси у Гросса, я врать не вру. Гошка поймал на зависть здорового окуня. Максим бросил на бе регу свою удочку, подскочил, припал на колено, взял рыбину за глаза двумя пальцами. — Полметра! Два килограмма! Сдохнуть можно! — Будет, кончаем.— Гошка утерся и отошел с показным равноду шием. «Как дядя Анфим. Не любят остяки на большую добычу зариться». Солнце скокнуло за волну тальника вдали, комариного писка приба вилось, но розоватый свет все еще сеялся в воздухе. Тихое озеро, потуск невшее, будто слепнущее, подернулось тонким паром: позолоченные паутинки нависли над водой; озерная гладь покрылась кругами, кружоч ками: это рыба плавилась, жировала, играла перед коротким сном. Кру ги на воде растекались и вновь вздрагивали, рождались, колеблясь, как пятна прозрачного жира в горячей ухе. Рыбу они едва уместили на четырех длинных куканах. — Бабка Пана похвалит: дед Малафейка мало рыбачить стал. Издалека, со стороны Успенки, когда они отошли от озера с кило метр, долетел к ним разборчиво тонкий, как жало, металлический звон. 4 «Сибирские огни» № S 49
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2