Сибирские огни, 1968, №9
ства школьного — первого твоего жизненного успеха. Нету — истоптаны, испоганены. И как вспомнишь об этом, так будто тебе кипятком в душу плеснули... — Оставь «сорок»,— сказал Оська Андрею Гроссу и протянул руку. Присели они отдохнуть у зеленого зыбуна-болотца, немец кисет до стал. Завернул, покурил, Оське больше, чем «сорок», оставил. «Как толь ко эти окурки не называют,— подумал Максим.— «Бычки», «охнари- ки», «сороковки», «чинарики»! А мне вот курить ни капельки не охота». Из зыбуна-болотца пузыри с бульканьем выпирало, как будто живой кто, огромный сидел под зеленой моховой толщей и выдыхал дым: зы бун и в самом деле курился каким-то синеватым туманом. — А помните... помните, что Кальзя про это болото трекал? — Гош ка дождался, пока опять из глубин торфов не стали выпучиваться с надсадой, болотные газы,— Кальзя прошлой весной, ребята, большую птицу здесь видел на человечьих ногах. Оська окурок докуривал, обжигал себе губы и пальцы, ничего не сказал. И Максим ничего не сказал, но в мыслях представил себе эту птицу — большую-большую, как страус. А Гросс Андрей с валежины, на которой сидел, коротышкой таким набок свалился и ну хохотать и нога ми дрыгать. — Да, были, были у нее человечьи ноги, а из красного клюва зеле ный дым шел. Колечками, да... Вонючий... Вот хохотун! — Гошка в Анд рея горсть шишек бросил. — Твой Кальзя соврет, не дорого возьмет,— перестал хохотать Гросс и вытер глаза.— Соврет и в ус не дунет. Ох-хо-хо! — опять по катился немец.— С человечьими, значит, ногами? С красным клювом? З е леный дым?.. Д а это гусь дикий трубку курил. Это сон Кальзе приснил ся. Ведь он где ни сядет, там у него и дом, у твоего Кальзи.— И опять: «Хо-хо-хо! Ха-ха-ха!» — Мышки давят тебя,— нахмурился Оська, цвиркнул слюной от се бя метра на два и тоже, вроде, повеселел. — А часто Кальзя в Чижапку приходит? — навострился Максим, ко торому так захотелось увидеть этого остяка. — Годом да родом,— перестал хохотать Андрей.— Приходит... Еще наглядишься, наслушаешься... Забавный мужик, на всем свете такои один. Хороший. — А когда в прошлом годе мы спали на сеновале, ты тоже нам сказ ки рассказывал,— вспомнил Гошка.— Будешь еще? Встал Андрей, кинул кепку на голову, призадумался. — Если кобылы вконец не заездеют, расскажу я вам сказку про свинью белоглазку... Ну, а потом будет суп с котом. Огляделся по сто ронам.— Подадимся-ка дальше, работнички. Эх, сушь стоит да погодка! Красотища лесная! Пора покосная! Так сухо, тепло, хоть садись да в ку колки играй... За мрачным зыбучим болотцем, в трех-четырех километрах пути Эзель-Чвор показался. Стоял Эзель-Чвор на высоком бугре, как Соснов- ка, и домов здесь вдоль улицы было немало. Дома крепкостенные, с кра шеными наличниками, с геранью на окнах. Поселок чем-то напоминал Максиму родное Пыжино. А чем, он не сразу понял. Ни веселого кладби ща рядом не было, ни кедрача густого, ни банек по черному с плоскими крышами. А, вот оно что — родное, знакомое невода, сети на вешалах, на кольях по изгороди, особенный рыбный запах, про смоленные лодки под берегом. Засольня, чаны, бочонки, бондарная. Собаки смирные калачами свернулись в тени у завалинок, мухи гудят, облепили кринки на кольях, дух молока их привлекает.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2