Сибирские огни, 1968, №9

— Уж как не знать,— распахивался, всеми зубами светился Гросс, покачивал головой.— Я литовбчку вам припасу — сама косит, только хо­ ди за ней. — Максима косить научи, на конных граблях ездить, а то он у нас новичок. — Д а я ум-ме-ею,— Максим брови нарочито сдвинул: Оська рядом стоял. — Ну-у, с такой силой мы всю траву от Успенки до Эзель-Чвора в стога соберем! — сказал Пал Палыч.— Завхозу ты передай, Андрей, что­ бы постели к сроку завез, балаганы поставил, да пусть на той недельке сам прискачет сюда — неводник надо будет гнать. — Все передам, как по писаному... А кто нынче будет на покосе из воспитателей?— Андрей спрашивал, а сам в землю глядел.— Пошлете Агнию Дмитриевну? — Кто о чем! — тряхнул кудрями Пал Палыч и на ребят покосил* ся.— Будет она, будет еще кто-нибудь... Андрей довольно покашлял в сторону, усмехнулся... Максим пришел к малышовскому корпусу с Егоркой проститься, прижал его, потрепал по вихрам, как бывало отец Максима ласкал или дядя Андрон, оттолкнул братишку, помахал рукой и побежал вприпрыж­ ку Гросса с Оськой догонять. Так бы они отправились на Успенку втроем: Максим, Оська и немец. А потом оказалось, что и Гошка Очангин с ними: прибежала радостная мордаха, смеется раскосыми гляделками. — Мне,— говорит,— Иглицын сказал, чтобы и я с вами топал. Я да* ж е и не просился... Максим подумал, что Пал Палыч побоялся их вдвоем с Кодером отпускать. А что ему теперь Кочер? Тихий он стал, как в лужу его об­ макнули, молчаливый, сопатый — сопит, сопит, в пол смотрит, курит по­ чти в открытую. К Максиму он безразличный, и Максим такой же к нему: ни здравствуй, ни наплевать. Только Максим держит себя иначе: гово­ рит громко, смеется, когда смешно, посвистывает, если охота. Разве взглянет когда торопливо на Оську, на щеку его: почти зажила рана, рубцом бугрится, до смерти теперь отметина... Дорожка песчаная, желтая, а то беловатая с чернотой, местами ров­ ная, как по линейке отчерчена, местами так извилялась, испетляла, что глазом не уследишь. Дорожка посыпана сосновыми шишками, рыжей ко­ лючей хвоей, листом: здесь сосны с березами перемешались. Золоти­ с т о е— белое, солнцем облитое, смолисто-березовой духотой окутанное, серыми, розовыми тенями перечерченное. Красота! От щебета птах — звон серебряный по лесу, налетит ветер — вздрогнут деревья, вздохнут. Ветер с лугов сюда налетает, а луга — вот они, от косогора стелются к васюганскому берегу. Там снова лес по берегам поднимается, перепле­ тенный, густой, так что вода васюганская и не проблеснет нигде. А меж­ ду тем лесом береговым и крутоярьем — озер не пересчитать: круглых, длинных, кривых, окруженных темно-зеленой осокой, поросших ряской, кувшинками. Это щучьи и окуневые царства, утиные обиталища. Удиви­ тельная кругом земля, неоглядная, ласковая, как мать, добрая. Видя ее, хочется позабыть все раздоры, помириться со всеми, кто был тебе враг, нехорошие мысли выбросить — жить добром и делать добро. Протянуть бы сейчас Оське руку, сказать, сощуря в улыбке глаза... А что ты ска­ жешь? Что ничего между ними не было? Нет, черта с два! Сошли с паль­ цев ожоги, синяки рассосались, но обида в душе тлеет злым угольком, не проходит. Не вернешь портрет отца — единственную о нем память, не посмотришь на фотографии матери, не подержишь в руках свидетель