Сибирские огни, 1968, №9

та словчил — за старое перед Гошкой выслуживался. Гошка навыдерги* вал из-под голов мальчишек тощенькие подушки, набил, напихал ими штаны и куртку Кочерова костюма, пришил к штанам ботинки тонкой дратвой, и это чучело было вздернуто под немые крики на гвоздь в, проеме двери. Оно побалтывалось, покачивалось на веревке, мальчишки от удовольствия сучили на койках ногами, лезли под одеяла — душили в себе дикарский смех. Довольный, взвинченный Гошка, косоротясь, кривляясь, прыгал в трусах, делал чучелу рожи, плевал, ширял кулаками в брюхо... И была тишина, ни одного слова никто не промолвил — такой уговор был. Толь­ ко скрипели расхлябанные, растоптанные половицы, да кое-когда полу- задушенный смех вырывался из-под одеяла. Натешились, оставили чучело на гвозде болтаться, уснули... А на втором этаже в воспитательской все еще свет горел, синяя ночь по-прежнему льнула к окнам, но бабочки, мотыльки уже не порхали в проеме раскрытой форточки: кончилось и для них время забав. А Вассу Донатовну думы сегодня не оставляют. И надоели, изму­ чили, а не прогнать: прилипчивые, как сера. Это все от теплоты ласковой ночи, от этой вот тишины... «Да уж и утро скоро, скоро подъем делать пора, а я глаз не сомкну­ ла. А может быть, это старость крадется? Ерунду говорите вы, Васса Донатовна, ерунду!» Она потянулась, поворочалась на диване, ощущая свое упругое, пол­ ное тело, всю неразмененную, нерастраченную в нем силу. Закрыла гла­ за, забылась, а тут и ясный рассвет пришел, заря алая... Она крепко спала, и снился ей неприятный до одури сон. Ей снилось, что Оська Кочер, непокорный, тяжелый ее воспитанник, влез бесстрашно на высоченную сухостоину, которая стоит у больницы, как серый скелет доисторического чудовища. Старая, давно умершая ель, даже не серая, а синяя, илистая какая-то, с обглоданной ветром корой, тонкими, остры­ ми, что шипы, сучочками. По этим ребрам-сучочкам немыслимо челове­ ку забраться: сорвешься с первых же метров, сучками, как бритвой, рас­ полосуешь все тело. А Кочер на самой макушке, на голом хлыстике, и ветер такой вдобавок, что вся сушина скрипит. Того и гляди, того и гля­ ди треснет от ветра и тяжести чертова сухостоина, полетит с высоты Ко­ чер на землю — конец! Крикнуть боится Васса Донатовна, стоит немая, страхом насквозь пронизанная — лоб мокрешенек, все сжалось в груди. «Это он всем нам вызов бросает, власть свою хочет вернуть. Но ведь убьется, убьется!» Проснулась Васса Донатовна, вытерла мокрый лоб. «Так мало спа­ ла, а сколько чуши успело пригрезиться...» Полежав еще так, она встала, умылась, взяла старинный колоколец с надписью «Даръ Валдая», поправила запавший язычок на проволочке. Приятный, чуть стонущий звук разнесся по комнатам, Она растворила двери в спальнях у девочек, потом сошла вниз и там не спеша тоже стала распахивать двери. Дверь спальни, где поселили Максима, где Гошка Очангин жил, была по коридору последней. Приот­ крыла вползева: «Ну, как тут, ну что?» И вдруг ей качнулись в лицо красные Кочеровы ботинки. Отпрянула Васса Донатовна в ужасе: под коленки как током ударило. Сильно рванула дверь на себя... Чучело в петле качается, сорвалось — стукнуло об пол ботинками...