Сибирские огни, 1968, №9
находил безошибочно: размер Оськиных крупных ботинок с насечкой елочкой отпечатывался на песке и на глине. Но потом, видно, Оська з а метил, что оставляет следы, и пошел по траве. Что он двигался к пере- шеечку острова, к «хвостику», Гошка давно уже понял. И то понял, что Оська серьезно бежать надумал. На кусту ребятам попался клочок бин та с кровью, охнарик — Оська курил папиросу, не докурил — бросил, примял каблуком. Бинт ножом отрезал: наверно, кончик марли в рот ему залез, мешал курить и дышать. Гошка переглянулся с ребятами. По взгляду его они поняли: «Быть осторожнее, у Кочера нож». Гошка по думал, что если бы «перышко» было у Кочера ночью, то он бы кинулся новичка резать... Выследили Оську в старом шалашике: копешка сена была заметана на тонкие жердочки — кто-то еще с позапрошлой весны уток здесь ка раулил. Оська там и отсиживался, курил: Гошка своим чутким собачьим носом табак сразу унюхал. — Вылезай, не придуривайся,— охрипше сказал Гошка и суковатой тяжелой палкой о дерево постучал. Оська высунул голову, как хищник какой, как хорек или волк из норы: показался и спрятался. — Сексоты, лягавые! — пролаял из норы Кочер и ворохнулся злоб но на сене.— Кто сунется — всех попишу! Цыля с Коровой от шалашика шага на три отступили, а сопливый Дюхарь зеленый пушок на темени поцарапал, к засидке с корявым суч ком прыгнул, задышливо выговорил: — Пис-сака нашелся! Отцарил — хватит! Теперь ты сам шакал. Вот бацнуть тебе по кумполу... — Мы с тобой посчитаемся, погоди,— совсем не сердито сказал Ко рова. — Наводчики! Глаз вышибу! — Кочер сено ножом стал тыкать, клоч ками его выдирать: шалашик на тонких жердочках ходуном ходил. И вот он, шалашик, свалился со скрипом, накрыл Кочера слежалой прелью. Беглец выскочил, как медведь из берлоги: перекошенный, с пенно-кро вавым ртом, ползуче руки клешнями раскинул. Нож блеснул у него — трехгранный, из напильника выточенный. Он сам этот ножик вытачивал, никому не давал. Сталь была крепкая, на огне он ее отпускал, напиль ников сколько извел, пота пролил. Но сделал: каждая грань жалом ста ла. Стругать этим ножиком было почти нельзя, а колоть... Оська по спо ру толстую крышку стола насквозь пробивал с удара. Конечно же, Оська думал, что от него, от такого бешеного и страш ного, все бросятся врассыпную, пятки покажут. Но мальчишки палки- сучки над собой занесли, окаменели, глазастые и зубастые. Душила Ко чера злость удавкой, схватила когтями за горло, и вырваться нету сил. Давно ли Оська на них на всех страх наводил, пятки лизать мог заста вить, а теперь даже слабенький Цыля, плешивый Дюхарь, Корова ку киш кажут ему. Оська последний раз битым был в городе, в детприем нике. Били, а он защищаться боялся, бока подставлял, спотыкался по комнате — пятый угол искал. Ботинки, ботинки тогда у него отбирали... Он не давал... Отобрали, нахряпали... Плакал Оська: себя жалел, боти нок не жалко было. И с тех самых пор никто больше слезинки в глазах у него не видел... Не видел — и вот: захлебнулся бессильным, удушли вым плачем, бросил об землю нож, упал на траву. — Бейте! Давите! Четыре хари на одного... У-ууу! Утоплюсь, пове шусь... — Припадошный ты, Оська. А я про тебя другое соображал,— о з а даченно проговорил Гошка. Нож он поднял, повертел в руках, замахнул
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2