Сибирские огни, 1968, №9

Он ловко вынул стеклину в оконце кладовки, обшарил полки кругом, ничего не нашел подходящего. В дом из кладовки пройти было просто, а Оська давно там приметил в углу большой сундук. Зуб у него горел на этот сундук: добра там, наверно, денег — невидимо. Как же добру не быть, когда муж у училки Елены Ефимовны до войны всем детдомом правил, сама она в школе работает — поди, накопили добра, напрятали. Оська к сундуку лисой крался и плач услыхал: Елена Ефимовна на кро­ вати стонала под пологом, хлюпала, с боку на бок переворачивалась — кровать скрипела... Слышит она его или нет? И почему она плачет? Оська тогда поразмыслил: лучше уйти ему, на цыпочках, незаметно, а то напугает — какой-нибудь косоротик родится... Оська пятился-пяхился к двери, да как громыхнет пустым ведром... Училка Елена Ефимовна так закричала, будто резать ее в три ножа стали. «На помощь!.. Павлу ­ ша!..» В ужасе или в бреду мужа она звала. Пятки кололо, язык щипало от дрожи: такого страха с Оськой никогда не было. Вспомнилось ему тут, что тетя Настенька днем на кухне с воспеткой Агнейкой-Щучкой про училку Елену Ефимовну говорили, вроде за нее страшно им было... Обалдел Оська: ему бы скорее бежать без оглядки к больнице, врачиху будить, а он вместо дверей да к кровати двинулся: «Вы погодите тут, я до врачихи мигом!» Уж после известно стало, что Елена Ефимовна с пе­ репугу сознания лишилась. Но Оська врачиху оповестил, бегал за ней на край села, такой тарарам поднял, что врачиха в суете, в спешке о ко­ сяк головой стукнулась, и у нее был синяк под глазом. К утру училка Елена Ефимовна родила сына... Случай этот в поселке узнали все, средь улицы бабы на Оську паль­ цем показывали, «повитухой» прозвали. Но эта кличка за Кочером не прижилась. Худая слава, хорошая — Оське до этого мало дела, ему наплевать. Замашки свои воровские бросать он не собирался. Что ни день, бегут в детдом посельские бабы с причитаньями, жалобами: у одной кринка сметаны пропала — «оголодил детей, змееныш!», у другой огурцы с пар­ ника «ободрал» — «и зародышей, гад, паразит, не оставил!» Горох с колхозного поля Оська таскал полными кепками, на зиму, как крот, при­ прятывал. Поймать Оську никто еще не поймал, а если не пойманный, то какой же ты вор? Поймай сначала, а потом в глаза тычь, сволочй. А так — нахалку прешь, пушку наводишь. Сколько Оську ни ругай, ни пу­ ш и— ему это трын-трава. Покрутятся бабы, полаются да и уйдут со слезами. Воспетки их утешают, обещают, что выведают воришку, найдут и вернут уворованное, да бабы на это руками машут: хватит глаза з ам а ­ зывать, когда это в нонешний год людям пропащее возвернули? И пожа­ леют солдатки Иглицына: ушел на фронт, оставил детдом, и пошла без него гнусь твориться. Нешто при нем было б такое? На Оську в детдоме братва с боязнью поглядывала, и Оська дер­ жал себя с ней год от году наглее. Тому шлепка, тому пинка, с третьего «птюшку» за что-нибудь взыщет. Воспетки Оську «ломали», да опустили руки: не по силам им был такой. Из ребят и то мало кто с ним связывался. Пробовал было Гошка Очангин, да отступился: побили его, под кровать пинками загнали. Ко­ чер «бандой» уже оброс: «шестерок» вокруг него много вертелось. Но первым «царем» Оська стал в сорок четвертом, когда старуха одна в поселке «скапустилась». Ну, померла старуха — сухая, старая, желтая,— и положили ее в покойницкую: была такая пристройка к больнице. Везли туда ее на те­ леге. За телегой детдомовцы от жадного любопытства стаями шли, спотыкались, пыль на дороге взметывали. Оська Кочер приметил: под