Сибирские огни, 1968, №9

Но, думается, что и сказанного достаточно, чтобы подтвердить еще раз созидающую силу революционной бури, породившей и новый мир, и новую, невиданную еще ли­ тературу. Она формировалась в полном соответствии с ленинскими утверждениями на этот счет, высказанными Владимиром Ильичем в его известном письме Горькому летом девятнадцатого года. Тогда, в самый разгар наступления Юденича, Ленин упре­ кал Алексея Максимовича огорченно и дру­ жески: «Вы поставили себя в положение, в ко­ тором непосредственно наблюдать нового в жизни рабочих и крестьян, т. е. 9/10 насе­ ления России, Вы н е м о ж е т е ; в to- тбром Вы вынуждены наблюдать обрывки жизни бывшей столицы, из коей цвет рабо­ чих ушел на фронты и в деревню и где осталось непропорционально много безмест- ной и безработной интеллигенции, специаль­ но. Вас «осаждающей». Советы уехать Вы упорно отвергаете. Понятно, что довели 'себя до болезни: жить Вам, Вы пишете, не только тяжело, но и «весьма противно»!!! Еще бы!.. Страна живет лихорадкой борьбы про­ тив буржуазии всего мира, мстящей бешено за ее свержение. Естественно. З а первую Советскую республику — первые удары ото­ всюду.. Естественно. Тут жить надо либо активным политиком, а если не лежит к политике душа, то как художнику наблю­ дать, как строят жизнь по-новому... в де­ ревне или на провинциальной фабрике (или на фронте). Там легко простым наблюдени­ ем отделить разложение старого от ростков нового»1. Письмо это, как и другие ленинские письма и слова, обращенные к Горькому, было проникнуто большой человеческой и государственной заботой о могучем та ­ ланте, тревогой за тогдашние ошибки и за ­ блуждения великого пролетарского писате­ ля, стремлением поддерж ать его в трудный час. Вместе с тем, в этой заботе не было ничего похожего на оранжерейный уход: отметая с дороги рассуждения о «незави­ симом» от общества, вознесенном «над схваткой» искусстве, Ленин никогда не при­ знавал свежеиспеченных теоретиков, счи­ тавших, что пролетарскую культуру нужно выращивать в парниковых условиях из ка­ кого-то особого, «классово-чистого» и, в об- щем-то, не существующего в природе чело­ веческого материала. В этих ленинских мыслях проступал облик новой революцион­ ной литературы в целом, утверж далась как первое и непреложное условие творческого успеха идея ее постоянной и непосредствен­ ной связи с народом и временем. Так, в конкретной исторической обстановке и по отношению к конкретному писателю осу­ щ ествлялся ленинский тезис о партийном руководстве творческим литературным про­ 1 В. И. Л е н и н. Соч., 4-е изд,, т. 35, стр. 349— 350. цессом, выдвинутый и обоснованный Иль­ ичем еще, в 1905 году. Д л я молодого поколения советских писа­ телей, тех, о ком говорилось выше, кто де­ лал революцию своими руками, сама идея этого руководства, да и собственно партий­ ность как таковая, оборачивалась смыслом и содержанием их жизни и борьбы, форми­ ровала их взгляды, определяла любой по­ ступок. Она не только заостряла молодую писательскую мысль, сообщая ей смелость и точный прицел, адресуя ее к большому читателю. Она — и это очень важно пони­ мать и помнить! — становилась краеуголь­ ным камнем формирующегося творческого метода, оселком, на котором оттачивалось мастерство. Вопреки воплям и клеветниче­ ским наветам наших противников из бур­ ж уазного лагеря, она отнюдь не обедняла молодых художников «узкой тенденциоз­ ностью». Наоборот! Тот, кто выходил той грозной порою на ее нелегкий фронтовой путь, тот со всей неизбежностью оказы вал­ ся на главном направлении эпохи, становясь человечески и писательски богаче с каждым прожитым днем. В ряду самых ярких тому свиде­ тельств— книги Дмитрия Фурманова. По­ жалуй, во всей полувековой истории нашей литературы нет ничего равного «Чапаеву» и «Мятежу» по той силе искренности и правды, по убедительной наглядности и обезоруживающей простоте, с которой вос­ создан здесь подвиг партии в годы гр аж ­ данской войны, раскрыт «секрет» и законо­ мерность ее победы. Один из первых читателей «Мятежа» восторженно писал Фурманову в 1925 году, что книга его «это — прямо — худож ествен­ но изложенный, жизнью порожденный учеб­ ник большевистской тактики». Очень верное наблюдение: писатель-комиссар действи­ тельно создает нечто вроде отчета о проде­ ланной им партийной работе, пытается, и притом весьма успешно, обобщить свои мно? гочисленные записи и мысли, поделиться с товарищами богатейшим опытом, вынесен­ ным, по меньшей мере, с трех фронтов гражданской войны. Когда, окончательно завершив «Мятеж», Фурманов познакомил с ним группу товари­ щей, боровшихся рядом с ним в Верном, иные из них даж е засомневались: своевре­ менно ли так писать об этом, с такой от­ кровенностью раскрывать тактические ходы и приемы организаторской партийной р а­ боты!.. Документальность, фактографичность плюс очевидное авторское пристрастие к рассуждениям и методическим выводам по­ служили весьма благодарной почвой для язвительных замечаний в адрес молодого писателя-коммуниста: фурмановские, от пер­ вой до последней строки советские, партий­ ные книги явно не укладывались в тради­ ционные представления иных критиков и читателей старого закала о романе, о худо­ жественной литературе вообще. Д аж е др у ­ жественно расположенные к Фурманову