Сибирские огни, 1968, №9

ну, облокотился на подоконник и загляделся будто бы на извилистый Васюган, на том берегу которого виднелась избушка, не то пастухов, не то бакенщика. — Максим... Обернулся спокойно, чуть даже с важностью: Гошка Очангин, ко­ собочась и усмехаясь загадочно и виновато, лупил на него свои черные, косо разрезанные глаза. «Пришел сказать, чтобы я меньше рыпался... Неужели и ты Кодеру «птюшки» таскаешь? А то, поди, нет! Кочер с тебя дерет, а ты с тех, кто тебя послабее: с Котяха, с Цыли, с Коровы-Сердитова, с толстого Дю- харя. А те — с таких, как Егорка. Выходит, слабые, малые за всех от­ дуваются...» Но Максиму было приятно, что Гошка зашел и что Гошка — пристыженный. — Это за Васюганом какой домишко? — спросил беззаботно Сараев. — З а Васюганом-то?.. Так, карамушка рыбацкая. Там озеро близ­ ко: щук, окуней дополна. — Щук на жерлицу я раньше ловил, на дорожку. — Максим...— нудно опять протянул Гошка. — Ну что, забыл, как звать? — Кочер там — на балконе. Нажрался, натрескался — на солнышке греется. После обеда он добрый: какой-нибудь кишкоед и тот «бычок» у него может выпросить. Он тихий, когда нажрется... — А кишкоеды— кто такие? Гошка сморщился: — А кто крошки, кожурки подбирает, тот и прозывается кишко- едом. Кишкоедам с кухни лишнюю порцию не приносят и птюшки у них. отбирают. — Значит, всякая мелочь пузатая, вроде моего глупыша Егорки? — Д а чо ты об этом взялся? Сходи, говорю, пока Кочерыжка доб­ рый, сядь, подойди, расскажи ему, кто ты, откуда, где жил, что делать умеешь. Посмотришь, он тебе ничего... — Д а подь ты... в дырявый пим! — обругал Максим Гошку.— С к а ­ ких это щей я пойду к нему? Что он мне, дядька родимый? Гошка повесил голову и покривился, будто от боли зубной — от­ чаянно. — А если ты к нему не пойдешь... если не сходишь, он тебе жизни не даст. Я-то знаю! У него плетка-нагайка: как стебанет, так кровь цык­ нет. Из лучка может стрельнуть... Одному он стрельнул в холку — стре­ л а сломалась, а у стрелы наконечник был жестью обкручен. Тот пацан, которому Оська стрельнул, наконечник с мясом из себя вырвал. Крови­ щи было! А пожаловаться — не смей. Пожалуешься — темную сделают ночью... Грустно стало Максиму от Гошкиных слов: опустела душа, в голот ве тарарам, сердце подленько замирает — даже чувствуешь, где оно, сердце. Неприятно Максиму, нехорошо, но никто бы сейчас не заставил его пойти к Кочеру, разговор с ним позорный завязывать. Максим в се­ бе искал таких слов, какие бы лучше всего дали Гошке понять, что он не боится Кочера и к Кочеру не пойдет. Но слова такие не приходили. — Я друг тебе или портянка? — грубо выпалил Гошка. — Портянка.— Глаза у Максима заискрились смехом.— Наверно, портянка... Гошка потупился, отвернулся, от стыда, от обиды, что ли. А Макси­ му вдруг душу всю захлестнуло горячим, как кипяток.