Сибирские огни, 1968, №9

нуть в сторону. Прорыл, прокопал он в лугах себе новое русло — оставил большую низину с озерами, кочками, косматой осокой, оставил и старое свое русло — чвор по-нарымски, который почти кольцом огибается во­ круг острова. Остров тоже большой, зеленый, густо заполоненный кустар­ ником и лесами. По небольшим островным озерам летом держатся утки, дрозды по кустам гнездятся, разные птахи. Зимой на острове зайцы тро­ пы прокладывают, косачи, камнями падая с голых берез, спят там тре­ вожными снами в сугробах. Шарятся днями-ночами лисы, и бродит, снует мелкое луговое зверье — колонки, горностаи, ласки. На острове можно охотиться, но лучше нету охоты, чем за полями-корчевками, где раньше колхоз тайгу корчевал. Там, за полями сразу, на высоченных ли ­ ственницах белок можно стрелять. А еще лучше — уйти за корчевки по­ дальше, к таежным глухим озерам, где водятся щуки небывалых разме­ ров, сохатые ходят по поньжам-болотам, на гривах, в кедровых борах, медведи берлоги себе облюбовывают. Гошка Очангин многожды раз там бывал с директором детского дома — Иглицыным. Иглицын жить без охоты не может, уж Гошка-то знает. Одних медведей в урманах Игли­ цын убил пятнадцать. А косачам, глухарям счету нет. От этих рассказов Гошкиных у Максима душа замирала: вот кра ­ сота, благодать! Рыбалка, охота, простор. Не хуже Шестого, Пыжина, Усть-Ям... Учиться он будет стараться, будет вести себя хорошо, и ди­ ректор Иглицын, черный кудрявый мужчина в диагоналевых галифе, в круглых очках на носу, возьмет его на охоту с Гошкой Очангиным... А к детдому Максим привыкнет, чего особенного? «Я уж и так привыкаю, и мне весело здесь». В ельнике, возле детдома, только они вошли в него с Гошкой со сто­ роны яра, на Максима набежал хлюпающий Егорка, с расквашенной нижней губой и разбитым носом. В слезах, в крови, забрызганный высох­ шей грязью, он вздрагивал остреньким подбородком, поддергивал се­ ренькие штанишки. Видно, он уж давно так вот бегает по двору, ищет брата, защиту свою. Максим подскочил, взял братишку за руку. — Тебя кто? Или сам налетел? Сроду носишься, как чертенок! — Не сам — побили меня... '— Кочер это его, больше некому,— сказал Гошка Очангин, поводя косо глазами.— Всех новеньких на испуг берет. Еще ты ему не попался... — Где он? Пойдем — покажи. Максим строго Гошке кивнул, а тот и шагу не сделал и вообще то­ ропиться не думал: то в землю глядел, то на небо морщился. — Драться с ним хочешь, с Ко.чером? — Гошка глазами Максима кольнул, невольно, что ли, усмешечку выдавил: на острых скулах кожа припухла, рот распялился.— Вот чо, пока ты не лезь ему на глаза, он те­ б я — надо — сам найдет. Тут Кочер над всеми «царь», понял? Малышня ему птюшки таскает... ну, пайки хлеба с маслом. Сам не съешь — ему от­ дай. Таскают по очереди... Он хлеб у тебя отобрал, а, Егорка? — Хлебушка... ломтик... с маслицем. Я из столовой с хлебушком вышел, а он отобрал. Я заплакал, за ним побежал — он надавал мне в харю... Он тамака, за большим корпусом. Оська Кочер сидел под лестницей в холодке, а лестница на балкон вела. С виду ничего-то в нем страшного не было: в плечах не широк (у Максима, пожалуй, пошире), рукастый, правда, костистый, огромные бо