Сибирские огни, 1968, №9
пулевых зарядов, Максим и Иглицын ломились уже напрямик: след бро сили и шли на лай. Мох под ногами проваливался, и бежать было почти невмочь: на пу ти вязкое место попалось, поньжа. На середине болота зыбун, как нароч но, возник: охотники заметались, сунулись влево сначала, потом вправо, стали искать, где лучше им обогнуть опасное место. Пока вот так оги бали поньжу и снова попали на гриву, там, на месте схватки, что-то слу чилось: все голоса и все звуки смолкли на миг и вдруг — издыхающий, жалобный лай царапнул по сердцу. «Порвал собаку... По голосу, вроде, Форин кобель»,— подумал Иг лицын. О том же подумалось и Максиму, но переброситься словом им было некогда. ■ И снова рявканье, лай послышались, но уже дальше, чем было до этого, потому что медведь замешкой успел воспользоваться и, конечно, дал тягу. Но опять был поставлен и опять собаки держали его. «Сколько же мы его гнать будем? Порвет всех собак и уйдет». Мак симу страшно стало от этой мысли: так долго ждать, волноваться, пере живать и — впустую. И только подумалось так ему — грянули выстрелы раз за разом... Эхо еще не замерло — грянули снова: четыре. «И Гошка стреляет!» Обидой и завистью облилось сердце Максима. «Не Гошка, не Гошка, не Гошка,— выстукивало оно.— Это Фора из сво ей тулки бабахнул». Был рев медведя, совсем другой рев, чем слышался давеча: рев обре ченного на смерть зверя. Рев этот скоро смолк и только кое-когда доно сились храп, стоны собак, вконец одичавших от крови. «Все кончилось, мы опоздали!» Максиму перехватило горло, и он уже не бежал, а шел. На земле почти не осталось инея: солнце просеи вало свои лучи сквозь красные сосны... Людей увидали они на чистине, в мелком ельничке. Кальзя стоя по куривал каньжу, а Гошка пинками пытался отбить собак от медвежьей туши. Пасти собак были кровавы и густо забиты шерстью. Собаки рвали медвежьи кровоточащие раны. Собак Гошка все ж таки отогнал; у само го у него лицо было дико, азартно и тоже забрызгано кровью: видно, близко совался к собачьим мордам, испачкался. — Гошкг-то, Гошка! Управляется, как заправский,— удивился Пал Палыч, снимая очки и выжимая из глаз обильный пот.— Запарились, но не зря... Страшно было, Георгий? — Немного... Но я, Пал Палыч, метко стрельнул! По лопаткам... Не верите? Кальзя пусть скажет.— Глаза и зубы у Гошки блестели. Очангин не врал — верили этому все, но Кальзя слов его подтверж дать не стал, и Максим подумал, что так и надо: больно уж Гошка рас хвастался... Зависть была у Максима к дружку невыносимая... Бурый, горбатый медведь походил на большой муравейник: он буд то спал, припав к валежине, морду лапой закрыл, изгибом, словно от ко маров прятался. — Медвежица,— сказал погодя Кальзя. — Д а что ты? — охнул Иглицын.— А где ж медвежата? — Не было медвежат... Или так, холостая, год проходила, или с де тенышами случилось что. Такое выходит дело... Кальзя вынул свой здоровенный нож и стал подтачивать его плос ким брусочком. — А Фора собаку о с т а л с я - закапывать,— сказал Гошка,— Медведь
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2