Сибирские огни, 1968, №9

— При воспетках в ограде мы не деремся. Хочешь — давай побо­ ремся? Максим свалил остячонка с ног, придавил его грудью, но тот изви­ вался, брыкал ногами, выпучивался. Вокруг на разные голоса орали, чтобы Максим не соскакивал: неважно, что остячонок внизу, он верткий, он вывернется. Максиму противника было нетрудно держать, он чувство­ вал, что сильнее его, и если захочет — не выпустит. — Гошка, вылези, вылези! Гошка, салагу ему загни! — вопило а з арт ­ ное пацанье. Жилистый Гошка возился-возился, елозил-елозил спиной по траве, да напрасно: Максим его так и не выпускал. Они бы, наверно, и дальше крутились на пятачке, на мягкой зеленой травке, если бы Гошка не сдался. — Пусти,— оттолкнул он Максима. Поднялся надутый, содрал запачканную рубаху, бросил сердито бе­ лобрысому тощенькому мальчишке. — Постирай в бочке, Цыля. Посуши на заборе. Максим отпыхивался, заправляя под ремень серую рубашонку, по­ тирал локти, ободранные о землю, поглядывал хмуро на ребятишек и з а ­ мечал: уже не так на него смотрят, как давеча,— хорошо смотрят. — Гошкой меня зовут, Гошкой Очангиным.— Остячонок погладил себя по голому пузу и нос утер кулаком. — Слышал небось, уж знаю... — А ты мировецки борешься.— Гошка зубы белые показал, толкнул понарошке Максима в нахмуренный лоб.— Будем дружить, идет? По первому снегу белок пойдем стрелять: белки у нас вона где, за корчев­ ками сразу. Ружье мне директор дает. Я в детдоме живу с пяти лет, а так мне скоро пятнадцать... Айда, покажу тебе свою койку. Они прошли по всем комнатам нижнего этажа и в ленинский уголок заглянули, где длинный-предлинный стол стоял под красным сукном, бюст Ленина на подставке, а на стенах — картины висели. Клеем, крас­ ками пахло, толченым мелом, известкой свежей, газетами. В этой тихой прохладной комнате, не похожей ни на какие другие, хотелось Максиму еще побыть, но Гошка тащил его дальше по нижнему этажу. Максим было рванулся по лестнице на второй этаж, но остячонок остановил его, сказал, что там одни девчонки живут и делать у них нечего. Гошка два пальца в рот заложил и свистнул. На свист его сбежа ­ лись мальчишки, столпились, поглядывали на Гошку, ждали, зачем он позвал их. По очереди, стукая каждого кулаком по горбушке, Очангин стал называть Максиму ребят: — Ванька Мельник, Цыля по прозвищу. Башка! Учится лучше всех, но по ночам на постель дует... Лечат, да покуда ни фигушки не помогает. Зато Цыля по кедрам, как бурундук, лазает. Ловкач! Вот шишкобой н а ­ чнется — ты поглядишь на него. Белобрысый мальчишка, тот, кому Гошка рубаху бросал, стыдливо моргал белыми, рябенькими ресницами, слабо краснел худыми щеками, губы покусывал. — Шурка Тяпин — Дюхарь,— продолжал Гошка.— В школу его, как и меня, силком гонят. Зимой капканами сорок на помойке ловит! Жре т помногу, потому и толстый такой. Поварихин лизунчик. Лысый — это у него лишаи были. Лишаи ему в Каргаске электричеством выводи­ ли, вот волосы и повылезли. — Отрастет щетина! — Шурка Тяпин провел ладошкой по зеленова­ тому цыплячьему пушку на темени.