Сибирские огни, 1968, №9
ди, уселся на него в сапогах, в телогрейке, и на толстой веревке его н а чали медленно опускать Гошка Очангин и физрук Лихабаба. Оська гоже пришел помогать, но ребята ему не дали, хоть рука v него и срослась давно. Колодец глубокий был: матовый, плотный лед на срубе за лето из гладывало, но совсем не растапливало. Пешней, которую подали на вожжевке, Максим сколол лед со сруба, спустился до самой воды и умостился там кое-как. Ушло, однако, часа полтора, пока он неспешно выгреб весь лед и мусор и подцепил сорвавшуюся бадью. Потом, одно за другим, принимали от него ведра с илом, сверху шлепалась на него вода и грязь, фуфайка промокла на нем — он озяб, и ноги в бедрах от неудооства уже ломило. Максим привык делать всякое дело прилежно, и тут старался, а то выполни плохо — скажут потом, что, мол, косору кий в колодец лазил. Про плохого работника и пословица есть: важный мастер, да дыра в горсти. Максим не хотел, чтобы о нем так говорили... Вот он и скреб черпаком по углам и бортам сруба, выворачивал грязь,, чтобы чистые роднички из-под земли били, живые, студеные, чтобы вода синяя, вкусная в ведрах плескалась... И тут что-то попало в черпак, по пало в том самом углу, что за спиной у него нетронутым оставался. Был это какой-то предмет металлический — скрежетнул и тяжело в чер паке лег. Свет проникал сюда слабый, но глаза Максима к полумраку уже при выкли. Он запустил в черпак руку, нащупал тяжелое, металлическое и выдернул: это был револьвер. Сначала он этому не поверил: так неожи данно вдруг получилось, ну, как во сне просто. Провел по нему рукавом,, стер с него ил — нет, револьвер, настоящий, да и не ржавый вовсе, силь но смазанный маслом, в стволе туго забита жирная тряпка. Сердце стучало, как на бегу... Максим замешкался, а сверху заглядывали в колодец, дергали на вожжевке полупустое ведро. Максим заставил себя успокоиться, прочистил в последнем углу и крикнул, чтобы тащили вслед за ведром и его. Сразу на ноги встать он не мог — так они занемели и затекли от длительного висения на поперечине. Максим боком упал на сухое, вы тянул ноги и стал их сгибать и разгибать, поглаживая колени. — Видать из колодца звезды? — спросил Гошка. В ответ Максим достал из-за пазухи свою находку. Все удивленно на револьвер уставились, а Оська даже схватился за скользкую, мокрую рукоятку. * — Я знаю, чей это был... револьвер.— Рябые ресницы Оськи дрожа ли, белые, «обмороженные» глаза косили в сторону.— Это Щукотьки- на штука, Ильи Титыча... Когда на Успенке, в прошлом году, мы жили, тогда я и видел... револьвер у него. И Оська тут рассказал, как все это было. Прошлым летом Оська спал у Горлачей в сенях на том самом на стиле, где и Щукотько. Уж поздно было, солнце уселось, за пологом ко мары ныли. Дед Малафейка и бабка Пана еще раньше Оськи спать улеглись в избе: храпение слышалось. Оська Кочер Щукотьку ждал: Илья Титыч каждую ночь ложился по-разному — то завалится к стенке, то с краю. В тот раз Оська с краешку умостился, на вчерашнем Щукоть- кином месте... Илья Титыч пришел недовольный, поплевал себе под ноги, засветил в сенцах «семилинейку», увидел Оську и заворчал: «Разлегся, как про- пастина... Подвигайся к стенке!» Он долго возился с постелью: подби
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2