Сибирские огни, 1968, №9

ки, подставила Нюшке лицо свое дикое, -перекошенное, раздирает на груди блузку,— За то и мучаюсь, за то и в ноги тебе упаду. Только прости, прости... Нюшка тоже перед ней встала, стояла в дрожи вся, как травка тон­ кая на ветру: не знала, что ей на это сказать, что ответить. „ ~ Так чт° же теперь... в петлю лезть? — кое-как совладала с со­ бой Нюшка, отступила: глаза Физкины перед ней в водянистые пятна сливались... Отошла Нюшка и зашептала свистящим шепотом: З а «синенькую» прощу, зла не попомню, но скажи мне, скажи: это Илья его? Знаю! Нет-нет, Илью вы сюда не путайте' — с трудом продышала эти слова Физа.— Илья тоже был против... Против! Калистрат созлодейство- вал это да Евгешка-бандит, пьянчуга... Матушка им потакала, нашеп­ тывала... Я не верила, до последнего мига не верила... Александра Ни­ китича я любила... Физа кинулась вон из избы. Бежала с растрёпанной головой и кричала: — Убийцы, убийцы мы! И что ж теперь с нами будет? Чернобурка в ворота вышла — прямая, высокая — в черном — с же­ лезным ведром в руках. А в ведре — гнилушки чадят, дымятся. На селе слышно было, что Чернобурка собирается погреб окуривать, плесень из погреба выгонять... Дым из ведра от чадящих гнилушек клубами в лицо ей накатывался, а она не отвертывалась— глядела на Физу свою ору­ щую, поджидала — калитку открыла настежь. И как только Физа в ка­ литку вбежала, Чернобурка воротца захлопнула и на защелку их, да петлей еще через столб захватила, узлом затянула. Физу она в спину успела толкнуть. И скрылись обе из глаз... — Ну, бабоньки, еще одного покойника хоронить будем: забьет те­ перь Чернобурка дочь. Поди-ка слышали, об чем Физа кричала? Загремели бабы ведрами у колодца и разбежались, как курицы от налетевшего смерча... 11 Ольга в спальне была одна, сидела на койке, поджав под себя но­ ги, бледная и печальная, словно после болезни. Во дворе за окном люд­ но было и шумно, как всегда. В столовой топились печи, водовоз пятил лошадь к крыльцу, подкатывал бочку, и дежурные уже обступали его с пустыми ведрами. Двое мальчишек карабкались на столовскую крышу, подбирались к высоким трубам, чтобы спустить в них картошку, нанизанную на проволо­ ку. В детдоме считалось, что нету картошки лучше, чем испеченная в трубе, на дыму: трубным жаром всю горечь из нее вытянет, подрумянит, поджарит — таким духом проймет, ну — объеденье просто. Но лазить по крышам строго-настрого запрещалось, особенно после того, как Оська Кочер сорвался и поломал себе руку... По-доброму, Ольге сейчас бы встать, пойти во двор и как старшей согнать мальчишек с крыши, но ее охватило какое-то отупение и безразличие: второй день вот так Ольга- Пончик сидит, девчонки в спальню еду ей носят... И вчера она видела из окна такую картину, что надо бы побежать и вмешаться, но она как будто оледенела. Вчера Сердитое принес из лесу живую гадюку, опустил ее возле пожарного щита, а Егорку Сараева послал в мастерскую за щипчиками.