Сибирские огни, 1968, №8

нуть. «Я отказалась вернуться, но поклялась молчать, принесла клятву на том, что они хранят как зеницу ока». Я тогда подумал: должно быть, какая-то их реликвия, святыня. Она еще добавила: «Я знала одного бога — фюрера». И вот передо мной священная усыпальница. Я следил за отраженным в хрустале лицом И нги. Она кс двигалась, она была поглощена созерцанием. Видно, не раз приходила сюда и стояла безмолвно у ниши, и ей казалось, что она снова с теми, кто населял ее детский мир, со «взрослыми» из об­ реченного бункера, дядей Германом, дядей Гюнтером, со своей матерью... и своим бо­ гом. Она знала их и любила, а потом на ее глазах, на глазах ребенка они преврати­ лись в создания пострашнее злых духов из сказки, и сама она так же внезапно стала совсем иным существом, словно ребенка подменили каким-то чудищем, оборотнем с детским лицом. Здесь все, что осталось от ее дома: белые кости и жалкий прах, навеки застыв­ шие в холоде хрусталя. Внезапно лицо И нги исчезло, и я увидел на блестящей поверхности выброшен­ ную вперед руку и услыхал еле уловимый хриплый возглас: «Хайль Гитлер!» В округ раздавался одобрительный шепот. Я обернулся: все в комнате с умиле­ нием смотрели на И нгу, тронутые этим возгласом, ее верой. Черные бархатные портьеры беззвучно сомкнулись. Обстановку разрядил телефонный звонок. Ответил сам рейхслейтер. Он слушал молча несколько секунд, погом проговорил: «Хорошо. Прекрасно». Осторожно поло­ ж ив трубку, он обратился к остальным: «Господа, пожелаем друг другу успеха в своем начинании». Они сгрудились у стола, и один пожал рейхслейтеру руку. Февраль спросил что- то и, получив ответ, повернулся ко мне. Он крикнул охраннику на часах у дверей: — Задержанный может идти. Пропустите его. Приказ передайте дальше. Рот .у него раскрылся и захлопнулся, как стальной капкан. У дверей я посмотрел на И нгу. Она молчала. Потом обвернулась и подошла к остальным, толпившимся вокруг рейхслейтера. Часовой отступил в сторону и дал мне пройти, и приказ побежал, обгоняя меня, по ступеням, через антресоли к входной двери. Я вышел из дома — никто меня не останавливал. Ночь повеяла в лицо могильным холодом. В свете фонарей моя тень скользила по тротуару — я шел один, я был свободен. Свободен, как Кеннет Линдсей Дж онс в ту ночь, когда уходил из этого дома. 20. ДИТЯ БУНКЕРА Я зашагал к мосту. . К. Л . Джонса нашли в воде, но его сначала застрелили из дальнобойной винтов­ ки, а потом уже бросили в воду. Как раз здесь, где-то среди этих теней он рухнул, сраженный пулей. Меня не покидала уверенность, что выкладки мои,, из-за которых я пошел на та ­ кой риск,— безошибочны. Но если в чем-то они неверны — пусть даже это самый не­ значительный пустяк — тогда и меня найдут здесь, не в отеле, и не вон там на дороге ближе к перекрестку, не на другом краю земли, а именно здесь и прямо сейчас. Когда обдуманно идешь на смертельный риск, то говоришь себе: живым мне из этой истории не выбраться, гибель неизбежна, и, значит, мне уже пришел конец — ну, и нечего горевать и трусить. Страх смерти лишь приближает встречу с ней, потому что перестаешь здраво рассуждать, подчиняешься инстинкту. Я был уже у моста, когда сбоку вынырнула машина и, набирая скорость, промча­ лась мимо. У меня по спине побежали мурашки. М ож но внушать себе, что смерть не