Сибирские огни, 1968, №8
ремесле». Она представляла собою двадцать три страницы, исписанные мелким почерком. Горький сообщает из Сорренто, что тетрадь эту он отдал бывшему студенту Казанской духовной академии Владимиру Васильеви чу Рудневу. Так и пропал ценный материал: что стало с тетрадью, где она теперь — • не известно. Кое-кто из современников Горького пы тался записывать его мысли устные рас сказы, чтоб оставить их для потомства. Но Алексей Максимович всегда настороженно относился к таким энтузиастам. Заметив однажды в руке у Корнея Чуковского ка рандаш, сердито сказал: — Я и сам немного умею писать. Что будет нужно, я и сам кое-как напишу. Кстати, подобный выговор получил от него не только Чуковский, но и другие, кто пытался зафиксировать на бумаге его слу чайные мысли, рассуждения. К. Чуковский вспоминает и о другом случае. Ж ил в семье Горького худож ник Ракит- ский Это был скромный, очень молчаливый, застенчивый человек. На досуге Ракитский вел дневник: подробно записывал высказы вания Горького о книгах, людях. Постепен но набралось несколько тетрадей таких за писей. Однажды Алексей Максимович за стал Ивана Николаевича за «работой». Увидев, чем ю т занимается, он пришел в негодование и потребовал, чтоб худож ник побросал тетради в печь. Что оставалось делать? Пришлось подчиниться и ценные записи уничтожить (К. Чуковский. «Из вос поминаний». М ., СП , 1959). Насколько Горький с пренебрежением от носился к своим материалам, к их сохране нию, настолько он стремился сберечь для потомства письма Чехова, Толстого и дру гих великих современников Порою Горь кий считал, что послал какой-либо документ по назначению, а на поверку оказывалось — документ затерялся в его бумагах или ле жал на столе (см. «Переписка А. М. Горь кого с И. А. Груздевым», М., «Наука», 1966, стр. 12). М ного материалов Горький держал не .у себя, а передавал друзьям на сохране ние. Кому передавал и что — чаще всего забывал. Друзья по мере возможности ста рались сберечь то, что впоследствии стало бесценным наследством. Вот, напри мер, 19 октября 1925 года Горький пишет Пятницкому из Сорренто: «Уважаемый Константин Петрович, у Вас должны быть некоторые мои бумаги, пись ма литераторов — например, Л . Н. Андре ева — и т. д. Помнится, я передал Вам несколько пакетов переписки моей. Одна ко — не уверен в этом. Но если я прав, не будете ли Вы добры передать имеющиеся у Вас мои бумаги подателю сего Владимиру Паулиновичу Гертман» («Архив А. М . Горького», т. IV , стр. 278). В ноябре 1910 года он сообщает с Капри в П ариж Пешковой, чтобы она берегла книги Толстого, письма Чехова, хранила их особо тщательно. Если бы писатель так же относился и к своему наследству! Немало пропало горьковских материалов по вине его друзей, знакомых. Извеетно, например, что венгерский писатель и ж у р налист Эрнст Брестовски переписывался с Горьким. До нас дошло очень интересное письмо его к Алексею Максимовичу от 12— 14 августа 1913 года: «Многоуважаемый учитель, я приехал на Капри с целью просить о высокой чести: дать мне возможность об меняться несколькими словами с Горьким. Если мне не будет отказано в этой чести, я покорнейше прошу указать тот час, когда я меньше всего помешаю Ва)я. Я был бы очень счастлив, если бы учитель уделил мне 5 минут, только 5 минут. С самым высоким уважением Эрнст фон Брестовски, писатель и редактор социалистической газеты «Непсава», Будапешт». Они виделись, переписывались. Но куда исчезли письма? Брат Брестовски пытался разыскать их, но тщетно («Переписка А. М. Горького с зарубежными литерато рами». М ., изд. АН СССР, 1960, стр. 159). Порою случалось и так, что знакомые Горького находили его рукописи у себя, получали из третьих рук, делились сомни тельными «воспоминаниями». Многое ис кажалось, представлялось в неверном свете. Горький писал: «...читая о себе, я уже плохо соображаю: что верно и что неверно? Нередко испытываешь такое впечатление от воспоминаний о Пешкове, как будто оный Пешков — шестипалый человек и «вспоми нают» не о нем в целом его виде, а лишь о шестом его пальце» («Переписка А. М . Горького с И. А. Груздевым», стр. 25). Или вот еще «находка», потребовавшая авторского вмешательства. В июле 1931 года саратовский худож ник Ф. В. Белоусов передал в Нижневолжский архив рукопись под названием «Весенняя мелодия. Фантазия М . Горького». На по следнем листе — подпись Алексея М акси мовича и дата: Москва, 24 марта 1901 года. Белоусов рассказывал, что эту рукопись Горький подарил литератору Сидорову. К счастью, работники архива усомнились: достоверны ли факты, действительно ли эта рукопись Горького? Они перепечатали текст, сделали фотоснимок последней стра ницы и переслали Алексею Максимовичу. И какой же ответ получили от пего? На обороте фотоснимка Горький написал: «Это не мой почерк, подпись тоже не моя. М. Горький 15.VII.31. Москва». А в письме он пояснял, что литератора Сидорова не помнит и едва ли кому дарил экземпляр «Весенних мелодий», так как личного своего текста у ’ него не было; чер новик он передал членам круж ка москов ских студентов, которые были высланы в Нижний Новгород. Горький установил по фотоснимку: почерк принадлежит одному
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2