Сибирские огни, 1968, №8
А вот еще пример. Просмотрев одно из переизданий повести «Детство», Горький спрашивает у своего биографа И. А Груздева в письме от 15 фев раля 1929 года из Сорренто: «Кстати: в «Детстве» на 49 стр. кто-то посеял три строчки многоточий. В чем дело?» («Архив А. М . Горького», т. IX , М ., «Наука», 1966, стр. 195). Груздев отвечает: «Дорогой Алексей Максимович. Вы спрашиваете, кто посеял многоточия в «Детстве» (с. 49)? Эти многоточия идут с издания 1915 г. (первого издания) и посе яны они никем иным, конечно, как цензо-' ром; очевидно усмотрел в чем-нибудь ко щунство. И вычеркнуто, может быть,— 3 строчки, а м. б.,— 3 страницы: количество точек при больших выкидках ставилось — условно. Не сохранилась ли рукопись «Дет ства»?» (там же, стр. 197). Горький пишет Груздеву: «Рукопись «Детства», кажется, сожжена, а м. б. в Финляндии, в Мустамяках» (там же, стр. 198). И пришлось биографу писателя проделы вать большую работу по анализу различ ных публикаций «Детства», чтобы восста новить изъятое цензурой. За многоточиями пряталась такая фраза: «Иногда мне каза лось, что она так же задушевно и серьезно играет в иконы, как пришибленная сестра Катерина — в куклы» (там же, стр. 206). Как же все-таки пропадали письма и ру кописи Горького? Кто повинен в этом — сам писатель или сложившиеся обстоятельства? 27 июня 1901 года Горький писал Чехо ву из'Н иж н е го Новгорода: «Дорогой Антон Павлович! Письмо Ваше от 18-го получил только сегодня, 27-го. Всю корреспонденцию я по лучаю через жандармское управление рас печатанной и прочитанной, письма и теле граммы задерживают дней по пяти. Будете писать — пишите на имя жены, пожалуйста. Мои письма тоже пропадают в огромном большинстве, так что я не надеюсь, дойдет ли до Вас и это» (Собр. соч., т. 28, стр. 165— 166). Почти то же писал он в марте 1917 года из Петрограда в М оскву — Пешковой: «Охранников среди на с— числа нет! Я был так ловко обставлен, что все, что у ме ня дома творилось, было в тот же день со общаемо охранке. С моего стола воровали письма: письмо, полученное мною 25-го фев- ' раля, лежавшее на столе у меня,— 26-го исчезло, а 2-го марта его нашли в охранке!» («Архив А. М . Горького», т. IX , стр. 195). Сидел ли Горький в тюрьме, гулял ли на воле, за перепиской его следили десятки глаз. Много писем уплывало не к тем «адре сатам», которым они предназначались. Свершилась Октябрьская революция; были вскрыты министерские архивы; пись ма эти увидели свет. Их поля были «засея ны» пометками, регистрационными номера ми, содержание цитировалось в «делах» о революционной пропаганде. И настоящие адресаты получили эти письма Горького, но только через десять, двадцать с лишним лет! К каким ухищрениям ни прибегал Горь- 1 кий для спасения переписки! Он просил дру зей писать ему на имя жены; адрес на кон вертах заполнялся другим лицом, порою вместо подписи, фамилии ставил лишь бук ву «А»; давал корреспондентам адреса сво их знакомых, чтобы получать почту через них. «На мое имя бесполезно писать, все пропадает»,— сообщал он Пешковой. А П ят ницкому в мае 1902 года послал из Арзама са почтовые расписки, чтоб хоть при помо щи их контролировать получаемую коррес понденцию, ибо,— сообщал он,— «начальст во, в лестном для меня интересе к моей корреспонденции и, видимо, стремясь со брать как можно больше автографов М . Горького, некоторые мои письма... мяг ко говоря,— крадет» (Собр соч., т. 28, стр. 247). А сколько по вине полиции исчезло ру кописей! В жандармском управлении погиб ли, например, его записи народных песен; рассказы Петра Заломова, занесенные в тетрадь, отобрали при очередном обыске. Чуть не затерялась в охранке пьеса «Дети солнца». Ее Горький писал в Петропавлов ской крепости. А когда выпустили из тюрь мы, рукопись не возвратили. Он пишет Пятницкому из Риги в феврале 1905 года, прося похлопотать об этом. К счастью. Де партамент полиции выдал Пятницкому ру копись, и тот передал ее Горькому. «А вам за то, что вы так скоро выручили рукопись из пасти адовой,— низкий поклон и глубокая благодарность. Страшно рад и сейчас же сажусь за отделку», — писал Горький («Архив А. М . Гор кого» т iV стр. 177). М ожно представить, что случилось бы,— не окажись так расторопен Пятницкий или не»будь так покладисты полицейские чинов ники. Пропажа рукописей в полиции, уничто жение горьковских писем жандармами — • вот те фатальные' обстоятельства, которые характеризовали «гнусную рассейскую дей ствительность». Но и сам писатель' порою был виноват в небрежном хранении своего литературного наследия. Многое из того, что он создал, казалось ему не нужным, не стоящим внимания; многое он уничтожил как «неудачное». А личные письма? К чему они? Переписку с друзьями или женою он ни за что не позволил бы обнародовать в печати. Была, например, у Горького тетрадь стихов и рассказов — «Песнь старого дуба». Отозвался о ней неодобрительно Короленко, и сжег Горький ее, потеряв надежду стать писателем. Странствуя по Руси, таскал, в котомке другую тетрадь со стихами. Поте рял. А однажды послал Илье Груздеву «курьеза ради» несколько листов из треть ей своей тетради. Тетрадь сжег. Как-то Груздев попросил Горького вы слать хоть на время «казанскую тетрадь», о которой писатель упоминал в «Беседе о
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2