Сибирские огни, 1968, №8

оценках того же «Океана». Всего два гбда назад его беспредметная героика, расплыв­ чатый пафос еще волновали зрителя, еще затрагивали какие-то струны души. Теперь же «Океан» был снят с пьедестала, роман­ тический ореол его померк, и только иро­ ническая улыбка стала сопровождать бур­ но-пламенные монологи Хаггарта. В канун «великих странствий» Татищев подготовил к выпуску «Победу смерти» Ф. Сологуба. Трудно себе представить произведение, менее созвучное времени, менее нужные новому зрителю. В основу пьесы положена средневековая легенда о рабыне, овладев­ шей сердцем короля. Альгиста, желая утвер­ дить «право красоты», обманом выходит замуж за короля Хлодвига. За время свое­ го замужества ей удается смягчить сердце жестокого тирана. Но бывшая рабыня не в силах скрыть своего возмущения наро­ дом, покорно несущим свое ярмо. Обман разоблачается, и мнимую королеву казнят. На этом кончилась легенда. Но она слу­ жила прелюдией к мистически-символиче- ской концепции Ф. Сологуба о жуткой неотвратимой родственности Любви и Смер­ ти. Ночью, в чертоге короля появляется тень казненной, и мертвая она побеждает сердце короля. Весь спектакль был выдержан в мрач­ ных мистических тонах. Раскрывался занавес, и перед зрителями возникала странная декорация. Темный фон. Среди темно-коричневых тонов три темно-зеленые ступени. Над полом, у са­ мых ступеней маленькая звездочка на тем­ ной стене. От нее постепенно расширяю­ щийся свет уходил ввысь и терялся за к у ­ лисами. Направо на стене надо всем господ­ ствовала золотая корона. В этой странной обстановке холодно и бесстрастно звучали голоса не менее стран­ но загримированных артистов. Король Хлодвиг (Г. Станиславский) поражал своим серебряно-золотым ликом, как бы раздвоенным посередине— одна половина лица золотая, другая — серебряная. Вокруг его глаз — черные треугольники. Такие же черные «наглазники» были нарисованы и у духовного лица и . у всей свиты короля, символизируя тем самым внутреннюю, д у­ ховную их слепоту. Альгиста (Огонь-Догановская) — поэма красоты. Это луч, раздробленный в радугу. Но красота ее необычная, странная. Золо­ тые волосы, одухотворенный взор среди оттеняющих глаза зеленых бликов. Зеленые свободные одежды изумительно красивого тона живописными складками, мягкими ли­ ниями ложатся у ног при каждом ее дви­ жении. Исключительность ее облика под­ черкнута светящимися огнями у сердца, бе­ лыми и красными розами, приколотыми у пояса. Огни, горящие в груди Альгисты, по мысли Татищева, символизируют искры Божественного пламени того Единого Огня, имя котором у— Божественная Интуиция — обитель всех вдохновений человека. Казнь Альгисты — поражение Божест­ венного вдохновения и торжество убогого рассудка. Истерзанное, замученное, мерт­ вым лежит Вдохновение на ступенях веч­ ности— зеленых, мудрых ступенях возвы­ шения к Божеству. Замолк Божественный голос, и король Хлодвиг со своим беспо щадным Титаном Интеллектом, со всей своей свитой мыслей окостенел, замер. Все присутствующие на сцене обратились вдруг в мертвую группу статуй. Замер полыхаю­ щий огонь, и только пронзительньЛ, тонкие, зловеще-острые музыкальные нити продол­ жаю т извиваться, как бы опоясывая тяж е ­ лые фигуры. Вечно ли это оцепение? Нет, времен­ но! Замученная Альгиста встает в нетлен­ ных белых одеждах, ибо она — сама И н туи ­ ция, и нет смерти Бессмертному началу в человеке. Ж утко и радостно разносились по театру слова Альгисты — О гонь-Дога- новской. — Когда живые умирают, тогда ож ива­ ют мертвые. Как яркая путеводная звезда, всегда будет гореть во тьме веков Божественная Интуиция, и вечно будет она вести челове­ ка куда-то в беспредельную даль, «вперед и выше, все вперед и выше». Так с помощью бесед с Татищевым вос­ приняла символику факельского спектакля рецензент Мария Фролова. Ее отзыв пере­ печатан был в журнале «Красный факел» № 1, следовательно, Татищев считал, что его мысли изложены правильно. С точки зрения выполнения формальных задач спектакль производил сильное впе­ чатление. Если же расценивать спектакль с пози­ ций истинных задач театра, то приходится признать, что «Победа смерти» была пер­ вым крупным идейным поражением «Крас­ ного факела», дала основания для резкой критики всей направленности театра1. «Победа смерти»' прошла 52 раза, на­ много меньше других спектаклей. Холодность к ней широкого зрителя вскоре убедила коллектив в тщетности формальных эк­ спериментов, послужила поводом для б ур ­ ных собраний по вопросам репертуарной политики. Из пьес, поставленных в одесский пери­ од2, мы не сказали еще об одной — о коме­ дии Шницлера «Зеленый попугай». Шницлеровская апология театральности написана на тему: вся жизнь — игра, тот мудр, кто понял это. Тонкая, изящная ко ­ медия неожиданно, вопреки замыслу дра­ матурга, получила смысл сатиры на бур­ жуазное общество, и в этом немалая заслу­ га постановщика Татищева. В гротесковом, почти фарсовом ключе театр рисовал типы французских придвор­ 1 «Театром смерти* назвал «К расны й ф акел* симферопольский рецензент в ию ле 1923 г. и п р ед­ лож ил переим еновать театр в «Ч ерны й ф акел» . 2 «П обеда смерти» бы ла вы пущ ена в Х арькове, но мы относим ее к одесском у периоду ж изни «К расного ф ак ел а» , поскольку именно в О дессе проводилась вся основная реп ети ц и о н м я работа.