Сибирские огни, 1968, №8

ном фоне задника. Льется лиловый свет, придавая всему происходящему фантасти­ ческий оттенок. Повсюду разбросаны мно­ гоцветные пятна, треугольники, стрелы, ромбы. Они то вонзаются своими остриями ввысь, то громоздятся опрокинутые, как бы запутавшиеся в сложном, буйном, мно­ гофигурном ритме. Рождается ощущение взвихренных чувств, крушения всех устоев. Мрачным, всепожирающим пламенем страсти напоена эта ночь, волшебная бар­ хатная ночь. Развратный Восток и цело­ мудрие новой веры вступают в жестокий поединок. В этой дуэли аскетизма и сладо­ страстия не может быть примирения — или победа страсти, или смерть. В роковом «круге любви» все действую­ щие — кровавый, пресытившийся жизнью царь Ирод, ревнивая его жена Иродиада, Саломея, обольстительная и развратная девственница, Сириец и его друг Нубиец. Льется музыка, напевно звучит чеканная речь Уайльда. — Голову Иоканаана! — взлетает требо­ вательный возглас Саломеи, и в ужасе о т­ шатываются рабыни с факелами. В ответ несется страстный призыв Ирода: — Саломея, танцуй для меня! Еще выше звенит изумительный по тембру и диапазону голос Огонь-Доганов- ской: — Голову Иоканаана! Раздаются звуки музыки, и Саломея медленно начинает свой знаменитый танец. Напоминающий «танец» живота», он все ускоряется, ритм учащается, зрительный зал наэлектризован. До безумного экстаза до­ ходит Саломея, и в неистовом порыве страсти мечутся фигуры рабынь на авансце­ не — новый взлет чувств — и новые сплете­ ния рук, тел... «Почти до обморока можно было дойти в этих немых сценах от б у ­ шующего, но сдерживаемого чувства»,— вспоминает одна из «рабынь» Н. Сатова. Невозможно было без внутреннего содро­ гания смотреть на этот безумный, вакхи­ ческий, опьяняющий танец Саломеи, сопро­ вождаемый тихими, страстными, едва уло­ вимыми возгласами окружающ их. Наступала кульминация — палач Наа- ма,н рубил голову пророку и на серебря­ ном блюде преподносил Саломее. Голова была изготовлена до иллюзии похожей на ту, которую зритель только что видел ж и ­ вой, моргающей глазами, раскрывающей рот. Сцена с мертвой головой потрясала. В неистовом порыве Саломея сжимала го­ лову между колен, целовала ее, упиваясь запекшейся кровью на устах, страстно лас­ кала, проводя своими тонкими пальцами, точно щупальцами, по волосам, приникала к ней всем телом. И стоном и лаской звучали слова Са­ ломеи: Я поцеловала твой рот, И оканаан, Я поцеловала твой рот... Н а твоих губах бы л остры й вкус — Это вкус крови... А м ож ет бы ть, это — вкус лю бви? Говорят, что у лю бви — острый вкус! Не в силах более смотреть на эту нече­ ловеческую сцену, негодующими возгласами раздражалась стража. И тогда слышался приказ Ирода: — Убейте эту женщину! Ринувшись из глубины сцены, страж ­ ники щитами душили Саломею. Занавес закрывался. Но долго еще молча, непод­ вижно сидели зрители. А потом устраивали овации. «Вот она — великая и вечная трагедия страсти, всепобеждающей, торжествующей над разумом и волей,— восклицал рецензент одесской газеты «Известия».— Хорошо на заре яркого дня, зарождающегося на раз­ валинах старого мира, посмотреть на рабов страсти — этих некогда великих властите­ лей мира, губивших сотни и тысячи чело­ веческих жизней во славу своей пр и­ хоти». Все более воодушевляясь, автор пате­ тически продолжал: «Из мрачных тюрем, из душных узилищ доносится вещий голос нового пророка, предвещающего появление Нового Челове­ ка, нового Строителя. Он придет — Новый Человек, и скажет миру новое слово. Й пусть отсечена рукой палача голова про­ р о к а — мститель придет. От края до края содрогается старый мир, подымается не­ давний раб, охватывает своей мощной р у­ кой устои старого мира и потрясает его до основания»1. Восприятие и толкование спектакля чуть ли не в плане революционного призыва не должно вызывать у нас усмешки. Одесский журналист в 1920 г. писал: «Как уместна и своевременна постанов­ ка «Саломея» в наши жуткие и героические дни. Спасибо «Красному факелу», уловив­ шему настроение нашего сегодня и пришед­ шему ему на помощь своей художественной интерпретацией». В 1921 г. харьковский рецензент, отме­ чая, что, хотя репертуар «Красного факела» «не совсем современен», тем не менее, «при хорошем докладчике и «Саломея», и «Зе­ леный попугай» могут быть великолепно использованы в политико-просветительных целях»2. Екатеринославская газета после востор­ женного отклика на «Саломею» в постскрип­ туме добавляет: «Губполитпросвету не ме­ шало бы бросить труппу «Красный факел» на рабочие окраины: Кайдаки, Ам ур-Н иж - неднепровск и др. Она бы насытила худ о ­ жественные потребности рабочих»3. 1 См.: «Л етопись театр а» , стр. 15. 8 «Л етопись театра» , стр. 51. я «И звестия Е катеринославского губернского ис­ полком а С овета рабочих, крестьянских и красно- арм ейских деп утатов», 20 ноября 1921 г.