Сибирские огни, 1968, №7
Ласковое вставало утро. Люди в вагоне просыпались и тихонько разговаривали. Оправившийся немного от побоев, Егор молча лежал на старом ватнике, подсунув под голову, сапоги, накрытые гимнастеркой. С верхних нар в зарешеченный люк ему видно кусочек голубого неба и край зеленой сопки, что высится сразу же за поскотиной Анто новки. На станции и возле эшелона какое-то оживление. До слуха Егора доносятся слова команды, дробный топот. Вскоре мимо эшелона, гром ко отпыхиваясь, прошумел паровоз с тремя теплушками и одним клас сным вагоном, затем послышался свисток сцепщика, и узники почувст вовали, как паровоз, мягко толкнув эшелон с арестованными, медленно потянул его из тупика. — Поехали, братцы, поехали,— послышались возбужденные голоса. Узники повскакивали со своих мест, а те, что находились на верх них нарах, придвинулись к открытым люкам. Напротив станции эшелон остановился. Смотревшие в люки сооб щали о том, что они видели на перроне. — Войсков-то сколько!.. Японцев целая рота и семеновской пехоты не меньше... С пулеметами... , — Это куда же их столько понагнали? Неужто нас сопровождать? — Куда же больше-то... — Д а -a, посадку начали в передние вагоны... — Офицерья 'полно... Но вот поезд тронулся, мимо поплыли пристанционные постройки, то поля, дома, огороды. Теперь все поняли, что эшелон увозят куда-то на запад, и в вагоне вновь начались догадки: — Это к лучшему,— уверенно заявил дед Матвей, арестованный по дороге в другое Ъело, где хотел отклепать лемех. Его приняли за парти занского лазутчика.— Вот доставят в Читу, и разберутся, и отпускать начнут. — Ох, едва ли, дед... Там еще хуже, ежели хочешь знать... — Так, ведь должны же быть какие-то законы? — У них один закон: заподозрили тебя, что красным сочувствуешь, значит,— крышка. — Не может быть! —- А вот увидишь сам. Поезд, приближаясь к сопкам, огибал Антоновку. — А сегодня, видно, праздник какой-то, к обедне звонят и старухи в церкву поплелись... — Праздник большой,— охотно сообщил дед Матвей.— Петров день. Отец мой, Петро Кириллович, царство ему небесное, именинник был... Во сне видел его ночесь... Дед оживлен больше обычного, в душе его крепнет надежда на освобождение. — Д а - а ,— продолжает он, обращаясь к соседям по нарам.— Вижу я во сне, будто мы с отцом и средним братом Зиновием на покосе, а день такой славный, вёдренный. И вот я куст обкашиваю возле речки, а вода в ней блестит на солнышке... — Светлая вода-то? — Как стекло, ей-богу. — Значит, освободишься, дед. Видеть во сне воду, да еще свет л ую— воля. Уж это верно! — Дай-то бог. Вить это, что же — третий месяц ни за что ни про что держат под арестом. Старуха-то, небось, в поминальник записала за упокой.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2