Сибирские огни, 1968, №7
Ефим топором отшиб от берданки рожки и, кинув ее за спину, бе гом к своему дому. Двор был забит телегами с зерном в мешках, одеждой, ящиками, на одной из телег поверх мешков две бороны, козья доха, бочонок с чем-то и самовар. Здесь же коровы с телятами, кони... Ефимовы ребятишки жмутся к телегам, а сама Аграфена утешает соседку. Та сидит на ящи ке, обитом разноцветной жестью, плачет навзрыд, прижимая к себе трех летнюю девчушку и мальчика лет пяти в отцовской с желтым околышем фуражке. Нет в ограде Прокопия — он вместе с другими стариками по могает соседу тушить наполовину сгоревший амбар. Испуганно ахнула Аграфена, увидев в ограде Ефима с ружьем за плечами, всплеснув руками, подбежала к нему. — С ума ты сошел, злодеев-то вон сколько ездит. — А ну их,— отмахнулся Ефим.— Не до меня им теперь. Где седло- то? В амбаре? Тогда беги в избу, достань фуражку с кокардой, да к шинели-то погоны примечи на живую нитку, быстро. Оседлав коня, Ефим в шинели с погонами, с берданкой за плечами и при шашке выехал из ограды. На улице светло, как днем. Бушевал огонь, пылали дома, амбары. Шум, треск, грохот падающих бревен и стропил, плач детей, вопли жен щин, рев ошалевшей скотины... В улицах мечутся обезумевшие от горя погорельцы, бабы с ребятишками жмутся к уцелевшим от огня домам. Никто из сельчан не обратил внимания на Ефима — до него ли туг, когда беда кругом,— и он направил коня в верхнюю улицу, к дому Сте пана Игнатьевича. «Где бы ни рыскал Митрошка,— решил Ефим,— а на фатеру з а явится, там и рассчитаюсь с ним...» Но и тут Ефима ждала неудача: новый пятистенный дом Степана уже сгорел начисто. Среди груды жарких углей белела уцелевшая печь, а там, где был амбар, дымился желтый холмик пшеницы и серо-белая куча муки. Видно, за сына Дмитрия отплатили каратели Степану, не смотря на его гостеприимство. — Эх! — заскрипел зубами Ефим от злой обиды, поворачивая коня обратно.— Не судьба, значит... Видно, еще будет Митрошка землю на шу топтать да людей казнить. Но ничего-о, встретимся на долгом веку... Он свернул в другую улицу, чтобы проехать по ней до знакомого проулка и по нему выбраться из села в сопки, когда увидел впереди всадников. Было их человек пять, они стояли около подожженного дома. В одном из них Ефим узнал Абакумова. Вороной бегунец под Абаку мовым горячился, не стоял на месте, а сам он что-то кричал дружинни кам, показывая рукой в угол двора, где виднелись уцелевшие от огня телеги, очевидно, приказывал и их кинуть в огонь. Подъехав поближе, Ефим придержал коня, снял с плеча берданку. Теперь до Абакумова оставалось не более полсотни шагов. Ефим хоро шо видел лицо его и взбитый на фуражку чуб. Сдерживая танцующего коня, Абакумов стоял к Ефиму левым боком и, точно почуяв опасность, оглянулся, как раз, когда Ефим приложился к берданке. Не в грудь и не в голову целил Ефим, а чуть под пояс. «Чтобы не сразу подох, собака»,— подумал Ефим, нажимая на спуск. Бросив поводья, Абакумов схватился за живот. Конь, взвившись на дыбы, свалил его с седла, галопом помчался по улице средь горящих домов, таща за собой Абакумова, увязнувшего ногой в стремени. Ефим закинул берданку за плечо, круто повернул Савраску и на метом поскакал к лесу.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2