Сибирские огни, 1968, №7
— Я, Груня, открой. Дверь в сени раскрылась, и Аграфена чуть не сшибла Ефима с ног, кинувшись ему на грудь. — Ты, живой! — шептала она.— Д а как же это? — Тише, Груня, тише,— Ефиму казалось, что она кричит, и он бо ком протиснулся в сени.— Закрой дверь-то,— и едва слышно прогово рил: — Сбежал я, из-под расстрела сбежал... — Господи... — Чужих нету в доме? — Нету... — Руки-то у меня связаны, возьми ножик... Груня разре зала веревку, хотела зажечь лампу,, но Ефим остано вил ее — не надо, увидят. — Ох, ужасы-то какие, царица небесная,— полушепотом ж а лов а лась Аграфена.— Настрадалась я, измучилась, ни сон, ни еда на ум ней дут... До сна ли туг, когда ждешь каждую ночь, пройдет она или нет без казни. Стрельбу-то сегодня услыхала, обезумела... Дедушку будить кинулась, звать его на кладбище, да тут же и опомнилась — ночь, куда пойдешь, злодеи-то там еще, а до утра, по звездам соображаю, далеко, и только присунулась на кровать, слышу, собака зала яла , а потом и ты постучал. Глянула, а сердце так и захолонуло — и верю, и не верю, что это ты пришел... — Знаю, Груня, что и вам здесь не легче моего. Отец-то как? — Тоже мучается... Аж почернел лицом-то, заговариваться стал, то молитвы читать зачнет, то воевать с кем-то собирается. Сегодня спит в сарае, кажись, крепко.— И помолчав, вздохнула.— Вот спрятать-то тебя куда теперича, ума не приложу. — Дома ночую,— ответил Ефим.— Ночью-то кт.о к нам пойдет? З н а ют, что меня взяли. А завтра, ежели дознаются, что сбежал, могут з а явиться... Чуть свет Аграфена сбегала к соседям, вернулась с просиявшим лицом. — К свату Луке пойдем. Разбудила их сейчас, договорилась обо всем. У них хорошо — от дому недалеко и люди они свои, надежные. Из сарая подошел отец. Повеселел старик, обрадованный нечаян ным возвращением Ефима, прослезился. — Слава те, господи, сусе христе, возвернулся кормилец наш жи вой, здоровый. А я-то, как, скажи, сердце чуяло, уснул как убитый. Ну, а насчет того, чтобы у Луки пережить беду эту, верно говорит Аграфе на, к ним не пойдут анчихристы-то эти, потому как в воестанцах у Луки никто не был, а теперь и большак-то их, Ваньча, у белых служит. Оно хотя и не по своей воле, а все ж таки ихний воин, семеновский пока что... Соседи приняли Ефима радушно. Слушая его рассказ, старуха-хо зяйка заливалась слез ами , а в кути, закрывшись платком, плакала не вестка. Сам хозяин, высокий, с белой бородой старик, отвернувшись, натужно кашлял. — Да , дела,— старик подсел к Ефиму.— А ты, Прокопьич, устраи вайся, как тебе лучше, может, за печкой укроешься или в горнице. К нам-то, поди, не принесет их, чертей, нечистую силу... — Спасибо, сват. Укрыгься-то я, пожалуй, на избу заберусь, там надежнее будет. Боюсь, как бы тебя, дядя Лука, не подвести. — Ну, об этом какой разговор. Ничего-о, бог не допустит, свинья не съест. На чердаке сумрачно, свет проникает через два крохотных, в одну стеклину, окошка в лобовых стенках тесовой крыши. Возле одного из
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2