Сибирские огни, 1968, №7
— Ну, хорошо, проверим. Если правду сказал, сдержу слово, но если наврал,— офицер погрозил нагайкой,— на себя пеняй. Я тебя не буду расстреливать. Нет, я прикажу сначала всыпать тебе сотенку шом полов, а потом повешу! Понял? — Так точно, понял. «А все-таки поверил! — злорадствовал Егор после ухода офицера.— Пока проверят, пройдет не один день, а за это время, может быть, под правлюсь, да и придумаю что-нибудь.» В тот же день карательный отряд Тюменцева выступил из села по направлению к станции Антоновка. Следом за отрядом двинулся обоз. На одну из телег под охраной двух конвоиров положили Егора. Сердобольная хозяйка, провожая его, принесла ковригу хлеба и десяток вареных яиц. 12 С Ьфим Козулин проснулся, когда на улице заиграл пастуший рожок. Зевнув, Ефим потянулся. В горнице никого не было. Из-за при крытых филенчатых дверей доносился негромкий Ровор, звон посуды, покашливание старика-отца. Вставать Ефиму не хотелось, но и сон уже прошел, так и лежал он с открытыми глазами, уставившись в потолок. Вспомнился вчерашний день, проведенный в лесу. Здесь обе сотни курунзулаевцев и онон-бор- зинцев остановились, чтобы выкормить лошадей и в последний раз об судить свой уход из отряда красных партизан. В лесистой, окруженной горами пади развели костры, выставили дозорных, расседланных, спутанных коней пустили пастись. Весело, тре скуче полыхали костры, в котЛах варилось козье мясо, а невдалеке, на открытой поляне, на пнях и валежинах расселись казаки обеих сотен. Красный от возбуждения, с прилипшими к потному лбу волосами Ма- шуков размахивал зажатой в кулаке фуражкой: — Товарищи, в последний раз обращаюсь к вам, одумайтесь,— н а прягал он охрипший от многих речей голос.— Давайте, пока не поздно, исправлять свою ошибку. Ведь это же позор, что вы делаете! И напрас но вы думаете, что белые вас помилуют, попомните мое слово, мало того, что опозоритесь, да еще и головами своими поплатитесь... На поляне забурлили, закипели споры. Одни соглашались с Машу- ковым повернуть обратно, в отряд партизан, другие стояли на своем: — По дома-ам! — Неужто врать будет Шемелин-то? — Э-э, нашли кому верить.— А Микиту Зарубина за что ухлопали? — Так он же в р а з ведку ходил! — А что в Даурии творится, слыхали? — Чего гы про Дау- рию толкуешь, мы же с повинной идем, оружие сдаем.— Верна-а, по винную голову мечь не сечет! — Изменники, вашу мать... Революции из меняете, где у вас совесть-то? — А хлеб революции нужон? Нужон. А кто его сеять будет? А-а-а, то-то и оно.— Защищать ее — революцию — надо с оружием в руках! А хлеб и без нас посеют.— Рысковое дело... Ох, ры- сковое! К вечеру казаки окончательно разделились надвое: большая часть осталась с ДАашуковым, соглашаясь вернуться к партизанам, меньшая — решила идти в станицы сдаваться на милость врага. В числе последних был Ефим Козулин и еще более сорока курунзулаевцев во главе с ко мандиром Иваном Ваулиным. И вот Ефим Козулин у себя дома. Хорошо, уютно, а на душе все
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2