Сибирские огни, 1968, №7
на хриплый полушепот: — Эх, сват... гребтит на душе... нету больше сил моих терпеть... Махнув рукой, он отвернулся, закинул за спину отвоеванную вин товку и с кобылой в поводу направился к Хоменко. Теперь Егор узнал в старике своего поселыцика Анциферова и ки нулся к нему. — Д яд я С аф р он !— радостно кричал Егор.— Ты откуда тут взялся? Здравствуй! — Егорша! Здравствуй, родной, здравствуй! Из дому я, откуда же больше... В подводах вторую неделю тиранят... — Как живете-то там? Мама-то здорова? — Д а ничего, жива-здорова. Недавно видел ее, разговаривал. Ну, конешно, печалится старуха шибко, об тебе особенно. С осени, говорит, с Семенова дня ни духу про тебя, ни слуху. — В тайге жил. Письмо-то написать недолго бы, а как его пере слать? — Я тоже ей толковал... Ну, мать — сам знаешь... А брат твой Ми хаил у белых служит. В Чите их полк стоит... — В белых, значит, братище мой,— вздохнул Егор.— Вот оно что... Не зря сказано «брат пойдет на брата»... А другие годки мои, Игнат Козырь, Алешка Голобоков, Санька твой? — Нету Саньки больше.— Сафрон насупился и, помолчав, продол ж а л глухим голосом :— Сказнили его злодеи-то эти, семеновцы... Всю зиму в тайге скрывался, а на Фоминой неделе вздумал домой заявиться, своих повидать. Втроем пришли — Мельников Петро да Игнат Козырь. Он-то, Козырь, и подвел всех: добрался до самогону и нализался до бесчувствия. А тут, как на зло, карателей целая сотня нагрянула. Ночью разбудил я Саньку с Петром: бегите, говорю, самое время, пока все спят. И ушли бы, кабы не Козырь. Без него не захотел Санька, какой ни на есть, а товарищ, нельзя бросать на погибель. Зашли за ним, а он л ежит в кладовке — «ни тяти, ни мамы». Давай отливать его холодной водой, а ночи коротки стали, пока возились с ним, светать начало. По вели они его почти что волоком, а кто-то увидел и атаману сообщил. Атаманом-то теперь у нас Титка Лыков, а ты сам знаешь, что это за человек — семеновец ярый. Ну вот, только они к перевозу на Ингоду, а белые уже тут... Забрали их и в тот же день... всех троих... за поскоти ной.— Сафрон кашлянул, помял рукой горло: — Саньку моего... четырь мя пулями... прошило.— Он отвернулся, замолчал, дрожащей рукой по теребил конскую гриву, тронул уздечку, выправил челку. — Через это и надумал в отряд ваш поступить,— вновь заговорил он, немного успокоившись.— Винтовку раздобыл вот, подмогнул вашим маленько. Это белым за Саньку моего первая отплата... — Ушаков! — окликнул молодой, кучерявый партизан.— Хоменко требует тебя, живо! — Иду, иду,— заторопился Егор. — Вот что, Ушаков,— заговорил Хоменко, пристально глядя на Егора,— задача тебе боевая. Мы сейчас уходим в отступ, в тайгу. А сю да вот-вот белые должны нагрянуть. Надо их задержать, чтобы мы могли оторваться, уйти подальше. Понял? — Понять-то понял, а мне-то что делать? — Во-ои, видишь,— Хоменко показал на цепь сопок южнее села, между которыми пролегла проселочная дорога.— Белым кроме этой д о роги нету другого пути, тут их и надо остановить. Возьми с собой чело век двадцать боевых ребят, ручной пулемет, патронами снабдим вас в достатке. Займи сопки возле дороги и постарайся задержать беляков
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2