Сибирские огни, 1968, №7

лову заимку, с дядей Ермохой повидался, и кормил он меня, как на убой, и наговорились вдосталь. Я и коня у него оставил, и оружие там же упрятал, пешком-то способнее к вам пробираться. — Так ты, значит, с этими, с восстаниями? — С ними. Архип все же поставил перед Егором крынку молока и полковриги хлеба и присел рядом, закурив трубку. Покончив с едой, Егор вытер ладонью губы, спросил: — Как живете-то, дядя Архип, расскажи? — Ох, не говори, брат... Живем так, что если и надо бы хуже, да уж некуда,—попыхивал он трубкой и, когда она разгорелась, продолжал со вздохом: — Власти путной не стало, ни порядку, ни торговли, словом, до ручки дошли... — А хлеб-то соленый у вас, стало быть, достаете соль где-то? — Привозил намедни какой-то с Чаинданту, по три фунта давал за пуд ярицы, вот у него и разжились. Чай да товаришко кое-какой доста­ ем и тоже все на хлеб, а на тыщи наши никто и смотреть не хочет. Хлеба-то у нас в обрез, а ничего не поделаешь, плачешь да тащишь его на мену. Так вот и бьемся, как рыба об лед. А тут еще то сено с тебя требуют, то овса подавай, то в подводы гонят. Каратели какие-то по­ явились, будь они прокляты, аресты, расстрелы кажин день. Вот и по­ живи тут, попробуй! Это не жизнь, а страдание сплошное, ужас. На станции, в тупике целый состав, вагонов с полсотни, а то и больше, и все до отказу забиты арестованными. Что творится, не приведи господь видеть. Чуть не кажин день семеновцы, эти каратели, выводят оттуда по утрам за кладбище, а там уж и могилы накопаны, трах по ним из пу­ леметов и — в яму. Главный-то их казнитель Степанов, мордастый такой, усы черные, у хозяина твоего живет, кажись, у Саввы Саввича. Егора давно подмывало спросить о Насте, но он надеялся, что Ар­ хип сам заговорит о ней. Не дождавшись, все-таки спросил: — Настасья-то как живет? — Живет, чего ей делается, третьеводни была у нас. Дочь у нее родилась... — Сказывал дядя Ермоха. Архип выколотил трубку, снова набил ее табаком, ‘долго высекал кресалом огонь, а раскурив, подал Егору вторую Трубку. — Закуривай. Эта у меня специально для гостей, гумаги-то где ее наберешься, вот и выдолбил из березового корню. Егор раскурил и снова заговорил о Насте. — Ну, а муж-то ее, Сенька, как он, живой? — Черт его возьмет. С виду-то еле-еле душа в теле, а живет, з а е д а ­ ет чужой век. И верно говорят: худая лесина скрипит, да стоит, так же и он. По-прежнему писарем в управе. — Д яд я Архип, как бы это известить Настю пораньше, что здесь я у вас. — Д а известить-то, конечно, дело не хитрое, а ежели бы не сказы­ вать ей, так еще лучше. — Д а ты что, дядя Архип, ведь я из-за нее и пришел сюда. — То-то, из-за нее! Парень ты не глупый, а поступаешь, прямо скажу, по-дурацки. Вить это головы не надо иметь на плечах, чтобы из- за чужой бабы идти на такое рысковое дело. Ладно оно пройдет благо­ получно, а ежели попадешь в лапы к этим карателям самым, подумать страшно, што они с тобой сотворят. И чего ты пристал к этой Насте, как банный лист, девок тебе не стало? — Нету такой, как Настя.