Сибирские огни, 1968, №7

Кострюченко опять помолчал. — Быть может, беседу со мной вы используете для статьи в газету. Гаритсон сюда не входит. Писать о нем, пока не отбыл н ака зание за такой тяжкий проступок, пожалуй, неловко. Р а с с к а з а л вам в порядке откровенности, что ли... Он же работал отлично годами. И вдруг ра з —• сбой. — Почему у него случаются эти сбои? — Ума не приложу.— Кострюченко развел руками.— Переутомляет­ ся, может. Семья у него большая, хозяйство: огород, корова... Или года сказываются — скоро пятьдесят... Знаете, такой возраст, когда... — , Что такое? . — Д а болтают здесь... — Что болтают, не секрет? — Могу сказать, если интересуетесь. На молоденькую будто з а см а т ­ ривается. Таким гоголем около нее. Шоферня об этом судачит, со смеху покатываются. Седина в бороду, бес в ребро. Нет, зав гар не так ув аж а л Гаритсона, как хотел показать. Сплетню пересказал с заметным удовольствием. Впрочем, я тут же одернул себя: могло показаться. После встречи с цыганом явилось невольное пред­ убеждение. Нельзя. — Неужели засматривается? — удивился я.— Кто же его Д у л ь ­ цинея? Но зав гар захохотал добродушно. — Что об этом говорить! Судьба всех мужчин, которая, к с ож ал е ­ нию, не минует и нас с вами. Я попробовал продолжать разговор. — Неужели ему еще отвечают взаимностью? — Вот об этом не скажу. «Про то знает ночка темная и пуховая постель...» — А что за человек Ванька-цыган? — спросил я.— Несколько раз слышал от шоферов, заинтересовался странной такой кличкой. Ваш р а ­ ботник? — А-а...— Кострюченко улыбнулся. Черные глаза его смотрели на меня по-прежнему безмятежно и добродушно.— Наш шофер. Чуд ак п а ­ рень. Сам себя прозвал так, он совсем не цыган, а чистокровный рус­ ский. Только смуглый и курчавый... Звать Иван Иванович... Посредствен­ ный работник, середнячок. Вперед не заскакивает и далеко не отстает. — Еще меня интересует Антон Васильевич Пшеничный. Что можете сказать о нем? — Вот о нем-то мне говорить и не хотелось бы.— Кострюченко сму­ щенно и весело улыбнулся.— Видел вас за чтением «Гаражного ежа», так что объяснять не приходится. Степенный, солидный, а такой ерши ­ стый человечек! Дохнуть свободно не дает, ей-богу! — завгар захохотал натянуто.— В любви поэтому распинаться не буду, не поверите... Ну, что вам о нем? Работник отличный. Я здесь около десяти лег, и за все эти годы Пшеничный не имел ни единого замечания. А вот совсем недавно учудили вместе с Гаритсоном.... Похабный случай. Я настаивал на более строгом наказании, такому опытному шоферу непростительно. Комиссия решила ограничиться выговором. Учли безукоризненную биографию. — А вы настаивали? — Настаивал отдать под суд. Прошлое прошлым, но тридцать человек были на волосок от смерти. Сейчас ходят слухи, будто я хотел посчитаться с ним за критику. Ерунда, конечно. Считаю по сей день, что с ним полиберальничали. З а все годы моей работы такой слу ­ чай впервые.