Сибирские огни, 1968, №7

набрякло предплечье. Сердце бьется слабее, я насколько можно задерживаю дыха­ ние, чтобы это состояние продлить. Потом расслабляю мышцы, делаю глубокий вдох — давление резко падает. В ушах зазвенело, рябит в глазах, комната погружается во тьму, я теряю равно­ весие, и Февраль бросается ко мне. На подготовку ушло пять-шесть секунд, и без сознания я пробуду еще секунд десять-пятнадцать, а если он не даст мне упасть и голова не окажется ниже уровня сердца, то дольше. Несколько мгновений небытия, потом темнота набегает и уходит спадающими волнами: тело протестует, а разум старается подчинить его своей воле. Поток ощу­ щений— тьма, свет, резь подмышками (пиджак лезет наверх — это Февраль ухватил меня за лацканы), звон в ушах, удушье и тому подобное. И все время одна мысль: у тебя нет другого спасения, держись. Снова голоса. Вскрикнула Инга. Где-то шумит вода. Яркая вспышка — это Фев­ раль ударил меня по лицу тыльной стороной ладони. Резкий толчок — мне в лицо плеснули водой. Сознание вернулось полностью, но я притворяюсь, будто все еще в обмороке. Меня пытаются растолкать, а я обмякаю у них в руках и, закатив глаза, снова опу­ скаю веки. Сердце колотится, разгоняет по жилам кровь. Они схитрили — отпустили меня; я послушно рухнул на пол, медленно поднялся на колени, встал на четвереньки, затряс головой, словно собираясь с мыслями, от­ крыл глаза и опять еле слышно и нудно завел свое: «Пытайте ее... сожгите живьем... не добьетесь Ни слова... ни единого слова... ни единого слова». Хлопнула дверь, тишина. Я повертел головой и уставился в одну точку— при отсутствующем выражении лица легче сделать вид, будто плохо соображаешь. У входной двери до сих пор чьи-то ноги. Февраля нет, куда он девался? Позади меня еще один, вот его ботинок. «Ни единого слова»,— заявляю ботинку. С лица у меня капает вода. Никто не двигается с места. Молчание. Я встал и, шатаясь, с трудом нащупал карман, достал носовой платок, вытер лицо. Едва я сунул в карман руку, как молод­ чик у двери молниеносным движением (так змея выбрасывает язык) выхватил писто­ лет. Он знал, что я не вооружен, движение чисто инстинктивное. Открылась дверь, и я услышал рыдания Инги. На стене выросла огромная тень, подняла руку. Тяжкий удар кулаком по голове, и я повалился как сноп, потеряв соз­ нание еще прежде, чем коснулся пола. Не могу сообразить, сколько прошло времени, видимо, немного. Я лежу щекой на ковре, ворс, словно лес, встает у меня перед глазами. Ботинок не видно. Все тихо, лишь Инга всхлипывает. Я уперся руками в пол, встал на колени, потом с трудом поднялся на ноги. Комната плывет перед глазами, и я протягиваю вперед руку, чтобы ее остановить. Лампа под большим абажуром вспыхивает и гаснет в такт биению моего сердца. Собравшись с силами, я огляделся. Стукнули они меня здорово, голова болит не­ стерпимо, и я через силу бреду в спальню. Инга, голая, скорчилась на постели, ноги у нее в крови. Я вернулся в гостиную, нашел возле телефона нужный номер и позвонил. Он сказал, что сейчас приедет. В спальне я выключил верхний свет, взял в ладони ее лицо и тревожно задумал­ ся. Тревожился я не о ней, о другом: почему они все-таки ушли. И тут же сообразил, почему. Я сказал ей: — Доктор скоро будет. Она кивнула. Она не давала к себе прикоснуться. Скорчившись, сжав ноги, она медленно раскачивалась из стороны в сторону. — Инга, я должен идти. Если они вернутся, все начнется снова. Она промолчала, и мне стало не по себе, но тут же я сообразил, почему она не отвечает, не просит меня остаться. После, на ясную голову, я тщательно все это обду­ маю и решу, что делать .дальше. А пока нужно действовать без промедления, как того требует сложившаяся обстановка. 9 Сибирские огни № 7