Сибирские огни, 1968, №7

Озноб почти прошел. Но каждый раз, когда я чувствовал, что меня снова на* чинает трясти, я расслаблял все мышцы, и дрожь унималась. Наше бренное тело доставляет нам пропасть хлопот, а мне сейчас было не до него (хорошо еще, что остался жив), мне нужно сосредоточиться на том, что произошло. От промокшей одежды поднимался пар. ...Меня увезли в бессознательном состоянии. Я не смог уклониться от последней инъекции — был привязан за руки и за ноги к креслу. Укол подействовал через пол­ минуты, и пока еще мог соображать, я внимательно наблюдал за теми, кто находил­ ся в комнате. Февраль не спускал с меня глаз. Оба его подручные покинули свои по­ сты и теперь стояли рядом с ним, ждали, когда меня развезет. Тридцать секунд я изо всех сил противился наркотику, я знал — если поддамся, пропала всякая на­ дежда. Анестезиолог стал напротив меня и нетерпеливо ждал. Наркотик действует через п я т ь— десять секунд, а я уже продержался тридцать, и Фабиан нервничал. Потом меня окутала тьма, и с ней пришла последняя утешительная мысль — обо мне никто не пожалеет. Провал в памяти. Смерть черная, холодная, и я знаю, что мертв. Вода Леты плещется у моих ног. Но жизнь, возвращаясь, кажется мучительнее смерти. Еще холоднее. Я лежал, уткнувшись лицом в землю, и когда поднял голову, увидел огни на мосту. Несколько мгновений все как в тумане, и безумная мысль — значит, загробная жизнь есть, и она точно такая же, как та; потом меня начало трясти, содрогаясь, я царапал землю, В каждом умирающем рвется наружу живой. Пуля в шее причиняла сильную боль, н я не мог повернуть головы. Я выполз на берег, вытянул ноги из ледяной воды и поднял руку — ощупать рану на затылке. Раны не было. Боль стала утихать, как только я осознал, что она существует лишь в моем воображении. «Стреляй­ те ему в затылок», приказал он, и подсознательно я воспринял слова как реаль­ ный факт. Тошнота нахлынула и быстро прошла. Лежу, задыхаясь, меня бьет отчаянная дрожь, воздух со свистом вырывается изо рта и ложится на мерзлую землюз жизнь — пусть она и немногого стоит,— приходит назад, как дар, когда ты поверил, что потерял ее навсегда. Несколько минут сосредоточенно размышляю. Решаю вернуться в ряды живу­ щих как можно незаметнее. Меня привезли сюда в «Фольксвагене» — вот он стоит неподалеку на поросшей травой обочине. Я отполз по берегу озера подальше от ма­ шины, и у моста, в тени, поднялся на ноги. Проверять спидометр нет никакого смыс­ ла — я слишком плохо соображал, когда меня втолкнули в машину, и не взглянул на показатель километража, но даже если бы я и запомнил эту цифру, мне она ничего бы не дала: меня могли везти туда окружным путем или петлять потом по дороге к озеру. Самый точный подсчет даст мне совсем немного; площадь в квадратных километрах, на которой где-то стоит их дом; в Шварцвальде от этого может быть толк, в Берлине — никакого. Пробую бег на месте, чтобы согреться — оказывается, я захромал. Нога не болит. В чем же дело? Ага, потерял башмак. И я побрел, прихрамывая, под мостом, потом вдоль берега, дергаясь, как марионетка, руки в свете фонарей казались совсем синими. ...Ром разливается по всему телу. Он не раз спасал людям жизнь на море, сей­ час он спас жизнь мне. Кельнер перестал за мной следить. Я ему сказал, что по­ скользнулся на льду озера и провалился в воду, но он мне, видимо, не поверил. К сожалению, у кельнера маленькие ноги, а то я попросил бы его продать мне туфли. Еще немного времени, дрожь улеглась, и я проверил содержимое своих карма* нов. Все было на месте. — Вызовите мне, пожалуйста, такси. Он вызвал такой по телефону. Шофер, взглянув на меня, преисполнился недоверия и посмотрел бумажку на свет. Я успокоил егоз «Деньги настоящие, только их нужно минут пять подержать