Сибирские огни, 1968, №7

Вот и сейчас я чувствовал, что в нем дремлет гнев. Я знал, что этот человек не ведает душевного покоя. — Вчера вечером мне стало известно, что вы в Берлине,— сказал я. — И сразу же пришли навестить меня. Это очень любезно с вашей стороны. Бывает, что с человеком пройдешь все круги ада, а при встрече нечего сказать, кроме: «А ты помнишь имярек?» Но нам никого не хотелось вспоминать. — Что вы делаете в Берлине? — спросил он, и мы немножко поболтали о том, о сем. Мы были одни в кабинете, но за стеклянной перегородкой виднелись головы двух его помощников, корпевших в лаборатории. — Все еще возитесь со своими букашками, Солли? — О, да. Он улыбнулся, потому что миллионы крохотных тварей были его любимцами, В Мюнхен, где мы встретились в последний раз, он приезжал как участник международ­ ного съезда биологов. На съезде обсуждались вопросы, связанные с бактериологиче­ ской войной. Меня эта тема мало интересовала, зато Солли был признанным автори­ тетом в данной области. — Кельнский университет финансирует мою работу,— сказал он,— так что я смог создать собственную лабораторию. — Поздравляю. Хотя, честно говоря, у меня от ваших вирусов мороз по коже. По всему его кабинету были расставлены колбы и пробирки с плесенью и куль­ турами бактерий. Он рассказывал, над чем сейчас работает, и в глазах его я читал дьявольский восторг. Иногда он вскидывал голову и смотрел через стеклянную перего­ родку в лабораторию, а затем снова поворачивался ко мне, словно у него на языке вертелось какое-то признание, от которого зависела вся его жизнь. Потом глаза его посуровели, и я увидел, что он усилием воли подавил желание выговориться. Вот т а ­ кой же у него был взгляд, когда узники сбежали из вагонов вниз по насыпи и муж­ чин отделяли от женщин. От него оторвали его молодую жену, и он стоял вот так же, с остановившимися глазами, точно смерть уже коснулась его своей костлявой рукой. Рассказав мне о работе, он смолк — больше рассказывать было нечего, и мы оба это понимали. — Где вы остановились? — спросил он.— Нам нужно встретиться. Я назвал отель, и он воскликнул: — «Принц Иоганн»! Но это же безумно дорого! — В Германии я никогда не ночую в дешевых отелях! Я сам не знаю, зачем сказал это,— просто вдруг пришло на ум. В Равенсбрюке женщин стригли наголо перед газированием, а волосы дезинфицировали паром и от­ правляли тюками на матрацные фабрики. Только в лучших отелях Западной Германии были матрацы из поролона. — Итак, до встречи,— сказал он, когда я встал, чтобы уйти. — Д а, конечно. Но время и день встречи мы не назначили. На улице я подумал, что лучше было вообще не заходить к Солли Ротштейну. Д а, наверное, и ему, занятому букашками и вирусами, не нужен был мой визит. Он остался в некоторой растерянности — что-то очень важное хотел мне сказать, что-то жгло ему язык, и тем не менее не отважился поделиться со мной. Ротштейя позвонил мне под вечер. Я всегда буду помнить свою неосторожность. — Это я,— сказал он по-английски. Я не ответил. Неизвестно почему, мне вспомнилось в эту секунду лицо Пола. Тогда Солли осторожно произнес: — Давненько это было, ведь верно? — Д а. Он не хотел называть себя, надеясь, что я узнаю его по голосу. — Я приду,— сказал он.— Ждите меня. В трубке умолкло. Значит, он не мог удержать в себе свою тайну. Видно, переживания были слиш