Сибирские огни, 1968, №6

теперь не располагает лучшей информацией о берлинских ячейках бывших нацистов и неонацистов, чем вы. Вы добыли бесценную информацию.— Он говорил тихо, моно­ тонно. И в этом было нечто гипнотическое.— И з пятнадцати военных преступников, арестом которых вы косвенным образом руководили, пять, как вы знаете, были важны е птицы. И мы считаем, что трое из них: генерал Ф алер, генерал Мюнтц и барон фон Таубе покончили с собой не потому, что их заела совесть, а скорее по требованию их собственных сообщников. Он рассказал мне о покушениях на некоторых свидетелей обвинения. Уже есть ж ертвы. — Убрали их вовсе не для того, чтобы уменьшить число свидетелей на процессе в Ганновере, ибо, как вы знаете, всех свидетелей около тысячи и показания их настоль, ко серьезны, что, устраните хоть девяносто процентов свидетелей, все равно останется более чем достаточно материала для вынесения обвинительного приговора. Убивают в отместку, и мы полагаем, что последуют еще двенадцать убийств, если ф едеральная по­ лиция не возьмет этих людей под защиту. Один за каж дого осужденного военного пре­ ступника. Они намереваю тся таким образом удерж ать новых свидетелей от явки на последующие процессы в Бонне и Нюрнберге. Террор — чтобы Ганноверский процесс оказался последним. Он рассказал о семидесяти ты сячах нацистов, беж авш их за океан и обосновавших­ ся в немецкой колонии С ан-К атерина в Аргентине. Среди них и заместитель Гитлера Борман. — К ак вам известно, их организация Т акуара после похищения Эйхмана предпри­ няла репрессивные меры против еврейского населения. Мне очень хотелось, чтобы он перестал твердить «как известно» и лучше сообщил что-нибудь мне не известное. — А Цоссен находится в Берлине. Он замолчал. Я знал почему. С этого мига я был у него на крючке. —- Генрих Цоссен? — спросил я. — Д а. Н евзрачненький человечек. Обвислые щечки, пухлый рот. Ллечи покатые, как у его фюрера. Голубенькие глазки-ледяш ки. Голос — шелестящий, как тростник на зим­ нем ветру. Последний раз я видел его двадц ать один год назад, августовским утром, когда триста человек стояли в линию у к р ая рва. Их заставили вырыть этот ров в жирной, плодородной земле Брукнервальдского леса. Птицы перестали петь, когда подъехала ш табная машина СС и из нее вышел обер-группенфюрер Генрих Цоссен. Он прошел вдоль строя трехсот голых людей, точно инспектируя их. Я не сводил с него глаз. Он повернул и пошел обратно, и я опять наблю дал за ним. Он был молод дл я обер-группенфюрера и гордился своим мундиром и погонами. Садистом он не был. С адист взял бы у охраны хлыст и для развлечения исполосовал до крови одну из этих бесплотных фигур. Или ж е мог вынуть револьвер и собственноручно пустить первую пулю, подав таким образом зн ак начинать потеху. Ничего этого он не сделал. Он был офицером. Он сделал нечто худшее, и я это видел. Охранник заорал, когда один из трехсот вышел из строя и направился к обер- группенфюреру. Его не успели изрешетить пулями, потому что Цоссен поднял руку в перчатке — его заинтересовало, зачем этот человек покинул строй. Я знал, что эта партия заключенных несколько месяцев ж ила на ж елудях, кор­ ках и тухлой воде. Бог знает, когда они в последний раз ели то, что можно назвать едой. Узник подошел к арийцу в черном и остановился, пош атываясь. Он потратил слишком много усилий на то, чтобы пройти десять метров, сиплое дыхание вырывалось изо рта, грудная клетка пульсировала под кожей, свисавшей с костей, как ж елтое тряпье. Я услышал, как он попросил Цоссена разрешить им помолиться перед смертью. Только одну минуту. Цоссе взглянул на часы, секунду поразмыслил и отрицательно покачал головой: «У нас мало времени. Дороги плохие, а я долж ен через час быть в Брукнервальде, к обеду». Он д ал знак ш турмбанфюреру, и заработали пулеметы..,