Сибирские огни, 1968, №6

М ежду тем не ослабевает и сюжетная н а­ пряж енность поэмы, нарастают драм ати­ ческие коллизии, хотя и в совершенно но­ вой психологической окраске и тональности. Это свидетельствует о серьезности и ори­ гинальности авторского замы сла. Косми­ ческое путешествие готовит нашему гепою немало испытаний. На п ер ек р еск е двух Млечных Путей он видит на экране в д а ­ леком, затерянном в мирах корабле двух влюбленных («Он умирал, бог весть о чем моля, упав в ее колени головою. Она шеп­ тала странные слова и кудри гладила...»). В новых завязках новых драм в с ‘ленских ищет герой разгадки земных запутанных узлов. Реальность и фантастика смещаются, чаруя выдумкой и заставляя верить во все перипетии «вегианства». Первая же встреча оборачивается для героя весьма серье-шн- ми последствиями: «О сын Земли, я моло­ дая ж рица в ареопаге звездного суда. Мы судим всех, забывших о прекрасном, мы судим многих, кто в земном краю, не из большой любви, а из соблазна любил, стра­ дал и тратил жизнь свою». И вот уже сто юных жриц, «красой светя, ведут меня, земного мастера штамповки, ковки и литья». Вся гамма переживаний сулимою , все противоречивые чувства, нахлынувшие на него, раскрываются с большой лирической непосредственностью, иногда в лиризм не­ ожиданно вливается подспудный тонкий юмор самой ситуации. А подчас философия любви раскрывается в драматически корот­ ких, но страстных монологах обвинитель­ н и ц— всех тех, кому когда-то, в разные годы своей жизни, платил герой «не настоя­ щею любовью». Здесь появляется даж е та, которую он с детства еще создал в своих мечтах и ж дал всю жизнь,— дочь Звезды по имени Звездана, в которой слилось все, что нравилось порознь в разных женщинах. Но именно она приносит герою горчайшее разочарование: слишком поздно встрети­ лись они, необратимо время, отданное ошибкам. «А я ведь, гордый, в дни стра­ данья ее придумал для себя. Ока мечты моей созданье, душа моя и плоть моя». Он слишком много вложил в нее из себя, чтоб не увидеть в ней теперь своей дочери. Она юна, как мечта, а он уж е совсем не тот, что прежде. Но именно его просчеты рож даю т ее мудрость, именно его заб л уж ­ денья и паденья растят ее чистоту и цель­ ность, горе его кристаллизует неуязвимую радость ее, а душевные диссонансы его пред­ рекают ее гармонию. В поэме «Земля и Вега» Василий Ф едо­ ров уже вплотную прикасается к тему бес­ конечно сложному во внутренней жизни души миру отношений, которые всякий раз, в каждой новой встрече двух индивидуаль­ ностей новы и каж утся свободными от об­ щих закономерностей. Но именно поиски этих закономерностей, упорные и трудные, движ ут фантастическую коллизию четвер­ той главы «Седьмого неба». Стремление по­ знать философию любви столь же вечно, как сама любовь. Способность ж е в непов­ торимом трепете поэтического образа ут­ вердить единство Любви, Правды, Добра и Красоты как закономерность высшей Ч е­ ловечности, лежащей в основе самых гу­ манистических общественных отношений, самого справедливого общества.— отличает большого художника. В «Седьмом небе» не пишется :рактат о любви, а поэтически исследуется кардиналь­ ный вопрос ее — как найти и сберечь истину в любви. Здесь нет претензий исчерпать бесконечные проблемы любви человеческой, но есть стремление познать и липиче-ки раскрыть самую суть ее постичь первопри­ чину ее нетленности, узнать тайну сохране­ ния чистоты ее и поделиться этой тайной с миром. Столь естественная в поэтической душе ж аж да поделить с миром все. что па­ ло на сердце, стремление на миру понять свои недуги, порадоваться добру — неотъем­ лемы от той любви-заботутш-и, с которой думает наш герой о Земле на далекой Веге. Щ емящ ая боль, тревога за в,е, содеянное всеми, создает в финале четвертей поэмы атмосферу духовного родства, сердечной открытости, нравственной солидарности, ту особую тональность взаимодоверия душ в которой радостно пробуждение героя от «вегианского» сна в цехе на пачке дю ралю ­ миниевых листов и естественен,, легок пере­ ход его мысли к первому полету в Космос через 20 лет. Молодой мечтатель образца 1941 года, строитель военных самолетов обращ ается к герою 1961 года, осуществив­ шему его мечту и мечту всей Земли нашей, с вопросом необыкновенным: «Скажи, го­ рячего привета мне там никто не передал?». Наш герой искренне рад «всем точкам совпадений» своей судьбы с судьбой перво­ го русского космонавта, хотя и отдает се­ бе отчет в том, чго поколение, родившееся двадцать лет спустя, во многом иное и от многого избавлено эпохой. Но избавлено потому, что поколение 40-х годов приняло На себя часть суровейших испытаний вре­ мени, в том числе и нравственных «Н еда­ ром ж е по воле, века, приход достойных то­ ропя. меня испытывала Вега, чтоб не ис­ пытывать тебя». В этом русле преемственности мечтаний, дел и борьбы за Красоту воспринимается торжествующий финальный аккорд, завер­ шающий развитие пронзительного мотива тревоги об оставленной Земле: «Чем круче хлеб, тем жизнь упорней. Я рад, что мы с тобой взошли из одного большого корня крестьянской матери-земли». И отсюда уже возникает новая мелодия, эпически спокой­ ная, готовящ ая нас к пятой поэме — пятому кругу «Седьмого неба». П ятая глава «Смертная высь» неграв- ненно короче предыдущих, но столь собы- тийна, столь насыщена драматизмом, столь органично в ней единство стремительных действий с философским их осмыслением,— что дает повод говорить о возросшем мас­ терстве поэта. Ощутимо .выросло его уме­ ние предельно «утяжелять» строфу смыс­ лом и значением, сохранив летящую лег-