Сибирские огни, 1968, №5
«Разве ей выдержать! — отметил он про себя.— Ну, да теперь все равно...» Пе ред глазами мелькнул сероватый помятый листок с неровно оборванным левым кра ем. Столбик фамилий, чуть наискось, почти до нижнего обреза. Первым — он, Третья- кевич. Дальше — Мошков, Земнухов, Попов... Он лишь мельком успел пробежать список глазами, когда взбешенный его запи рательством Солик'овский сунул листок в лицо — Не знаешь? А это — кто?!. Мошков умней оказался. А после и Земнухов за говорил... «По себе ценишь нас?..» — Он ни на миг ни усомнился тогда в друзьях Изувер ские слова начальника полиции просто не вошли в его взбаламученную страшным про валом душу. Сейчас пробуждающаяся память в беспорядке выхватывала: «Попов... Тюле нин... Осьмухин...» Д аж е сквозь сумеречную сетку полусознания он чувствовал, как снова дыбом дыбятся волосы на голове, а иссеченную плетью спину коробит, корежит, будто голе нище сапога в костре. Все! Раскрыта вся их организация! И опять как рукояткой пистолета в лоб к т о в ы д а л ? В камере допросов загремел патефон Крики истязаемой потонули в джазовом вое и грохоте. Но он обладал тонким слухом прирожденного музыканта, и голос девушки продолжал сверлить его мозг. Т а м — выкручивали руки. С пронзительной ясностью представилось, как грязная волосатая лапа заламывает на скамье белую, с голубыми жилками девчоночью руку, такую хрупкую, что нормальному человеку и взяться-то за нее боязно. И крик, еще более отчаянный, яростный, рванулся из его груди — рванулся и не мог вырваться. Лучше умереть! Лишиться чувств... Наперекор желанию, в голове совсем прояснилось. Боль с каждой минутой острее крючила тело. Она как бы слагалась сейчас из той, что доносилась к нему сквозь рев патефона, и той. что прокалывала его внутрен ности. Это было непереносимо, и рассудок, спасаясь, вновь схватился за сумасшед шую загадку. Иван?! Нет. Прошлой ночью он слышал, как после допроса Ивана бросили в со седнюю камеру и следователь Кулешов крикнул: — Ладно, завтра еще всыпем — признаетесь! «Завтра?» Значит, вчера Иван им ничего не сказал. «Признаетесь»,— значит, уг роза относилась ко всем, и у Ивана Захаров с Кулешовым добивались того же: со знаться в краже продуктов из немецких автомашин. А Женьку Мошкова били пер вым: если бы тот признался в чем-нибудь — следователь не те и не так вопросы бы ставил. Нет, из них троих полицаи ничего не вытянули ни в первый, ни во второй день. И о подполье фашистам еще э т о й ночью ничего не было известно. А сегодня первым взяли на допрос его, и у Соликовского у ж е был список. «Попов... Тюленин... Шевцова...» Это мог написать только свой! Кого они считали сво им? Кто знал весь штаб, всех молодогвардейцев. К Т О ? Крик девушки внезапно обмяк и затух. «Потеряла сознание», отметил он со странным облегчением. Лишаясь чувств, неизвестная сообщница будто подала ему тайный знак. Мелькнуло что-то вроде проблеска надежды Он не мог осмыслить, в чем она заключается, эта надежда, пока не толкнула догадка: в ы д е р ж а л а ! Ну да, девчонка ничего не сказала палачам! Исходила кри ком, потеряла сознание от боли, но ни в чем не призналась. А он считал, что она сла бая, что сразу ж е сломается. Как он мог подумать такое? Разве он не знает своих боевых ребят!. И все-такя какой-то ж е гад пробрался к ним. И один ли?.. Навязчивая мысль о предательстве долбила и долбила череп. И день, и ночь, и не было роздыха. Он знал, что всех .его товарищей терзает то ж е самое. Но его мучило
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2