Сибирские огни, 1968, №5

Меня все строже учат сказки И мужеству, И мастерству. Я Р О С Л А В Н А Двадцатый век наращивает ритм, Летит по грозным рубежам и вехам. Я так давно гонюсь за этим веком — Горят подошвы. И душа горит. Он чуть помедлит — да и был таков. Вздымая за собою ветер синий. Не замечая всех моих усилий, Не признавая всех моих стихов. Я устаю. Я на глазах сдаю. Обидою на век свой обрастаю, И песенку негромкую мою Как будто камень вслед ему бросаю. И физик эту песенку берет, Ее в руках он вертит удивленно, И оставляет на траве зеленой, И дальше устремляется вперед. Нет, нипочем его мне не догнать. Несет его на крыльях век двадцашй. Тогда я поворачиваю вспять, Сжав кулаки и отогнав досаду. Потерянно по сторонам гляжу И в прошлое, как в воду, ухожу. Вот Ярославна плачет на стене, Развеивая боль свою и муку. Я издали протягиваю руку — Она нисходит медленно ко мне. Узка ее прохладная ладонь. Идет она за мной, от слез незряча, Пошатываясь, этих слез не пряча, И прячется в ней трепетный огонь. А я ее все дальше увожу, К себе, в свой век далекий завлекая, И вот века мелькнули за веками, И к физику я с нею подхожу. — Вот,— говорю,— знакомься, — говорю. Смотри: от слез глаза ее припухли... И смотрит он в восторге и в испуге, Как смотрят на любовь и на зарю.