Сибирские огни, 1968, №5

снова нужно было зайти в порт. Почти не слушала, о чем говорила Нина Ивановна, хотя и рассказывала она нам с тетей Пашей. И вдруг увиде­ ла. что Семен Борисович опустил газету, тоже стал слушать Нину Ива­ новну. — Наши герои, разумеется, просты,— говорила она.— И сам спек­ такль напоминает праздник с песнями и танцами, и в глубь психологии мы не лезем, но что привлекательно у нас?'Если уж, например, фунда­ мент твоей психики, твоего поведения — голая физиология, как у живот­ ного, то у нас в театре такого героя, с позволения сказать, можно подать очень и очень выразительно! Семен Борисович ласково засмеялся, с удовольствием глядя на рас­ красневшуюся Нину Ивановну, потом вздохнул чуть слышно: — Зато положительные герои у вас часто двухразмерные, как с плаката. — Но-но!..— Она смешно насупила брови, прищурилась, погрозила пальцем, уже играя человека, который и угрожает, и подозревает, и сам одновременно боится. Мы засмеялись, потом Семен Борисович все-таки сказал: — Главное, Нина, смешно, что вы ставите в заслугу ва'шим героям самое элементарное: закончил благополучно школу, об этом чуть не ария поется. А если уж в институт поступил, вы его на руках по сцене носи­ те!.. Подожди, подожди!.. Я согласен, каждый человек в своей жизни поднимается, так сказать, по лестнице, ступеньки которой и вид­ ны, и не видны, в нем самом, образно говоря, находятся. Для больного иЛи старого человека целое событие — подняться, скажем, на пятый этаж, а здоровый человек делает это автоматически, не замечая ступе­ нек, думая одновременно о другом... Подожди-подожди: я только о том, что не надо обыкновенную лестницу превращать в «хождение по му­ кам», а в конце ее — увенчивать героя лаврами! — Господи, Леша! — с ужасом проговорила Нина Ивановна, кивая на Семена Борисовича.— Скорей пользуйся случаем, наблюдай редчай­ ший экземпляр человеческой породы: жена у человека двадцать лет рабо­ тает в театре, а он сам — по-прежнему остается зрителем, сидящим в зале!.. — Плохо твое дело, папа! — значительно проговорил Баклан, входя в комнату; волосы у него были еще мокрыми и темными после ванны, но он значительно насупился, задрожал отставленной коленкой: уже был «парнем, стреляющим с бедра». — Опереточный Илья Муромец! — сказал Семен Борисович. — Он же — Алеша Попович и Добрыня Никитич! — добавила я. — Иванушка-дурачок! — ласково засмеялась тетя Паша.— Посту* пил в институт, а сам из порта вылезти не может! — И заторопилась: — Садись скорей, садись, дубинушка: суп остынет! — поднялась, стала раз­ ливать его по тарелкам. А Нина Ивановна неожиданно сказала точно без всякой связи с предыдущим: — Ну, и физиология, как фундамент поведения, и ступеньки обыч- ной лестницы, как этапы покорения Эльбруса, это еще можно понять. Но чего уж я никак не понимаю...— протянула она, а мне показалось, что Нине Ивановне почему-то хочется сейчас посмотреть на меня, но она так и не решилась, договорила: — Но чего уж я никак не могу понять, так это страха! Он тот же самый, что у зайца, но мы пытаемся для бла ­ гоприличия придать ему могущественную осторожность и предусмотри­ тельность льва. Тщательно маскируем частичку зайца в себе, заменяя ее частичкой лисицы.